Есть в столице и другие ИВС, которые обслуживают сразу по нескольку отделений милиции. Задержанные проводят здесь не более трех суток до получения санкции прокурора на арест.

Часто правоохранительные органы используют СИЗО в Волоколамске, Серпухове и других близлежащих городах прежде всего с целью, чтобы некоторых заключенных изолировать друг от друга либо затруднить их контакт с адвокатами.

Пребывание в следственном изоляторе регламентируется не столько правилами внутреннего распорядка, утвержденными его администрацией, сколько неписаными законами, установленными жизнью криминального мира. Братва новой волны, которая отрицает воровские законы и понятия, попадая в следственный изолятор, вынуждена если не сразу, то постепенно им подчиняться. Хотя известны, к сожалению, и печальные случаи противостояния. Так, в 1995 году мне довелось защищать Славу К. с Дальнего Востока, принадлежащего к одной из московских группировок. Помещенный в Бутырку по подозрению в совершении умышленного убийства авторитета, Слава К. сначала был помещен в камеру № 4, где было человек тридцать. По словам Славы К., подобрался достаточно хороший, дружный коллектив, состоящий в основном из люберецкой, долгопрудненской и подольской братвы, которая поддерживала спортивный дух в камере. Они не курили, не употребляли наркотиков, как это могло быть в других камерах, «качались», ели детское питание. Но накануне прихода в камеру Славы здесь произошел неприятный инцидент. В камеру поместили одного из уголовных авторитетов, придерживающегося воровских правил. Естественно, произошла нестыковка с братвой, и его вскоре жестоко избили.

После этого воры в законе, находящиеся в Бутырке, «поставили минус этой камере», то есть, иными словами, вынесли приговор, а один из воров даже написал: «Ломать хребты и горбы на всех пересылках, сборках и так далее». Камера была известна еще тем, что в ней сидел маньяк-насильник по кличке Студент, который тоже принимал активное участие в избиении уголовного авторитета.

Однажды ночью неожиданно открылись двери камеры и вошли смотрящий и еще пара «быков». Они потребовали, чтобы наиболее активное ядро 4-й камеры пошло на разборку, на стрелку с ворами. Один из них обратился к Славе:

– Ты, что ли, Студент?

Слава К. действительно учился в институте, на заочном отделении. И, не подозревая, что «студент» всего лишь кличка, пошел вместе с остальными на разборку.

Во время разговора произошла перепалка, которая закончилась дракой. Ребят сильно избили, и Слава К., совершенно не имевший никакого отношения к расправе над уголовным авторитетом, тоже был занесен в список смертников.

Братва 4-й камеры прекрасно понимала, что после всего происшедшего участь их решена. Многие из них даже начали курить. Особенно сильно переживал Слава. Тогда он обратился ко мне, зная, что я защищаю нескольких воров в законе, и попросил помочь восстановить истину. Мне пришлось рассказать Славину историю двум ворам в законе. Сразу ответа они не дали. Через пару дней они посоветовались, списались с другими и вызвали Славу на разборку. Убедившись, что он в этой истории ни при чем, настояли – через какие-то свои каналы – на переводе Славы в другую камеру. Конфликт после этого был практически исчерпан.

Расспрашивать о жизни в следственном изоляторе у его, так сказать, завсегдатаев не имело смысла. Для них СИЗО – дом родной, и ничего особенного и конкретного от них не услышишь, кроме одной неизменной фразы: «И там жизнь есть». Сведения о нравах, правилах в СИЗО, скорее всего, можно почерпнуть у новичков, которые впервые туда попали.

Года полтора назад был у меня такой новичок, осужденный потом за угон машины. Он попал в тюрьму впервые и две-три недели буквально бредил: настолько для него все было там в диковинку. Приходя ко мне на встречу, в основном только и рассказывал о том, что, оказывается, можно, а что нельзя делать в камере. Его вначале направили на специальную сборку для новичков. Обычно это камера на 15—30 человек, где в основном находятся так называемые «первоходки». Большинство из них вели замкнутый образ жизни, больше молчали, страшно переживали, что скоро попадут в настоящую тюремную камеру. Другие же строили из себя крутых, хорохорились, но все равно на их лицах легко можно было прочесть страх перед будущим.

– Всех нас вызвали на медосмотр, – рассказывал Слава, – внимательно осмотрели, чтобы ни у кого не было вшей, кожных болезней. Домашнюю одежду заставили снять, повесили на каталку с колесиками и повезли прожаривать. Потом сводили в баню. Хотя баня – громко сказано. Это небольшое круглое помещение в подвале, на потолке трубы с сетками, откуда льется холодная вода. Сюда загоняли сразу человек по сорок, давали пару кусков серого мыла на всех – мойся как хочешь. А через пять минут – на выход.

После бани нас всех загнали в помещение, где на полу уже валялась наша одежда. Все копались в этой куче, искали свою. Кто находил, а кто – нет…

Когда срок карантина на сборке заканчивается, конвоиры ведут всех по камерам. Обычно такой заход почему-то бывает ночью.

Для блатных вхождение в камеру – «заезд» – имеет определенный ритуал и свои правила. А для новичков эта процедура в какой-то мере испытание.

Мой угонщик вспоминал:

– Когда я впервые зашел в камеру, была ночь, и все уже спали. Только несколько человек бодрствовали – разговаривали. Никто на меня внимания не обратил. Я увидел, что несколько коек свободно. Неожиданно ко мне подошел человек. Это был старший по камере – смотрящий. Старший стал расспрашивать, откуда я, по какой статье, что делал на воле, кого знал, с кем работал. Потом он показал, что можно занять любое свободное место. Позже я узнал, что иногда в камерах существует шконка, отгороженная перегородкой от дальняка (дальняк – туалет, жарг.). Это место «петухов» – опущенных, и находиться с ними ни в коем случае нельзя.

Угонщик со временем уяснил и много других правил тюремного быта. Так, он усвоил, что никогда нельзя поднимать вещь, которую не ты уронил, нельзя никому передавать – тут он может столкнуться с подвохами. В камере живут «семьями» – небольшими группами в три – шесть человек, которые стоят друг за друга как братья и все между собой делят. Если кому-то из них приходит дачка[17], то они распределяют ее только между собой. Когда «семья» садится за стол, то посторонний не может подойти и что-либо взять, если ему не разрешили. Новичка сразу предупреждают, что несоблюдение неписаных правил может кончиться и пробитой головой, и опущением. В случае придирок со стороны кого-либо из сокамерников лучше сразу в драку не лезть. Надо настоять на четкой мотивировке «навешиваемых» на тебя обвинений. Если обидчик не даст обоснований, то с полным правом можно разбить ему голову. Нельзя бросать такие обвинения, как «козел», «лидер» и прочее.

У тюремного вора – вора в законе – гораздо больше привилегий, чем у обычного заключенного. Прежде всего, он вправе пользоваться общаком, который собирается всеми заключенными. Живут они в камерах, рассчитанных на 2—6 человек, где более сносные условия. Указания вора – это закон для всех. Так, законник может, например, «разморозить» тюрьму, то есть распорядиться о начале каких-либо беспорядков, скажем голодовки. Он может «поставить минус» на какой-нибудь камере, то есть определить наказание для ее обитателей.