мурашки, охватившие бурное предчувствие, неизмеримо скачут. То, зачем я сюда пришел равно преступлению. Не думаю, запятнав образовательное учреждение, ― это станет подвигом человечества, зато только так я смогу ее подчинить себе. Или уже?

Все же услышав входящего, показывается ее макушка, затем она предстает передо мной на расстоянии трех шагов, на что-то отвлекаясь. И, стоив ей поднять глаза и встретиться с моими демонами, как пухлые губки холодной соблазнительницы приоткрываются. От меня не укрывается то, как натягивается ткань на груди от ее томительно глубокого вздоха.

Попалась.

Позволяю себе прогуляться по соблазнительным участкам тела, вспоминая, как под руками растекался бисквит, ощущалась мягкость и волнительное ощущение. Кофточка с короткими рукавами с V-вырезом, но не глубоким, юбка кожаная ниже середины бедра, темные колготки и балетки. В волосах виднелись две белые заколки, скрепляющие пряди волос с одного боку, глаза казались пронизывающими от контраста темных ресниц. Генетика с ней сыграла злую шутку.

— Что ты здесь делаешь? ― шипит Катюша, с грохотом откинув какую-то папку и повернувшись ко мне в анфас, одной рукой вцепляется в поверхность стойки. ― Уходи.

— Прогоняешь с порога? ― выгибаю бровь и плутовато ухмыляюсь. ― На тебя не похоже, Катя. Где же твое гостеприимство?

— Ты спятил? Детский сад уже закрывается, мой рабочий день закончился…

Девушка недоуменно осекается и следит за тем, как я подхожу к ее стойке, беру связку ключей с определенным номером. Катя делает порыв перехватить мое намерение запечатать нас здесь, и я ловко отбиваюсь от атаки.

— Не смей! — В ее тоне слышится угроза.

Делает еще одну попытку, и я приподнимаю над нами руку, вследствие чего она начинает тянуться. Наши лица встречаются в опасной близости, поэтому тут же боязливо отстраняется. Страх сочится в жилах ее организма, она дрожит под стать моему повернутому желанию, при этом за пугливостью кроется совсем иное, чего девушка сама пресекает.

И доказательством свидетельствуют губы, которые отчаянно облизывает.

Возвращаюсь к двери. Щелкает замок, предупреждая о том, что дверь заперта. Выключаю свет и иду к Красновой, делающая медленные шаги к отступлению. Губы искривляются в волнении, голубые глаза впиваются как лезвие, демонстрируя храбрость вперемешку с ломающим железом, которое подвергается физической обработке. Оборванные края искрят, горят, переливаются пламенем, в то время как я следую за ней попятам.

— Отдай ключи! — просит Снежная Королева, вытянув руку, только я ухитряюсь их засунуть в передний карман брюк, бросив вызов с пошлым помыслом. Ее щеки зардели.

— Мы не договорили в прошлый раз.

— Разве? — парирует с усмешкой и заходит за выставленные столы в ряд. — Похоже, это ты так считаешь. Я давно для себя решила, что не стану лезть в пекло.

— При этом была в моих объятьях, — делаю акцент, дразня пугливо оскалившегося зверенка. — Не улавливаешь привкус вранья?

Сглатывает, озирается назад и, не останавливаясь, пытается урезонить:

— Оставь меня в покое!

— Нет.

Наступая на каждый невидимый шаг, который она делала, обхожу один стол, второй, но она продолжает петлять, забывая, что шутки со зверем ничем иначе возбуждают: как трясется, как сжимается, как хочет… Ей нужен я. Она нужна мне. И, дьявол, две прямые должны пересечься наконец, может тогда станет ясно, для чего было с самого начало затеян матч судьбой. Потому что я устал искать ответы. Устал прятаться и подстраиваться под других.

Я напротив девушки, от которой сносит тормоза, отключается разум.

— Что тебе нужно от меня? — испытующе огрызается.

Склоняю голову набок, притормозив, и оцениваю обстановку. Во что я превратил свои привычки? Гоняюсь тут за малознакомой девушкой, требую от нее каких-то действий, хотя и так понятно, что своей настойчивостью я не пробью брешь в ее щите. Она независима; Катя подпускает к себе только избранных, и я не вхожу в число счастливчиков. Так что мне мешает развернуться и уйти? Оставить ее и забыть все?

Проблема заключается вот в чем — мне не под силу.

Магнит в ней сидит очень глубоко и, чтобы вытащить, я должен запачкаться, должен испортить ее, замарать наши души для полного выхода из игры обоих. А будет ли когда-нибудь выход? Остановлюсь ли?

— Сыграем в новую игру, Катюша.

— Что?

— Правила таковы: отвечаешь на три вопроса правильно ― отдаю ключ, а, если не ответишь на один ― получишь меня в качестве утешительного приза.

Хмурит тонкие брови, рвано хватает ртом воздух и мотает головой.

— Боже. Ты сумасшедший! — трясется от гнева, топая ногой и сжимая кулачки, как маленький ребенок.

— Так и знал, — приторно усмехаюсь и складываю руки на груди. Мешающееся пальто сковывает движение. — Ты запросто сдаешься, почуяв усложнение. Для тебя сложность заключается не в том, чтобы наслаждаться, а в попытке безотлагательно развязать руки и ноги и сбежать, позорно понурив голову. Я не прав? О, — тяну звук, — ты находишь в этом опасение за свою репутацию.

— Не правда!

— Что же подумают люди, узнав, чем ты занималась тут? Будут шептаться, называть шлюхой, презрительно фыркать и отворачиваться? — с хрипотцой сетую. Голос предательски ломается. — Не думала на время забыть других и сосредоточиться на себе? Меня воротит от людей, питающихся страхом. Слабачка!

— Заткнись!

— Тряпка! Размазня! Ничего не можешь добиться. Прикрываешься под вуалью стервы, мнишь из себя гордую женщину, а на самом деле никто…

— Ненавижу!

Хватает с подвешенной угловой полки тяжелую книгу и кидает в меня, на что я ретируюсь резво. Пользуясь заминкой, она срывается, бежит в другую комнату, для того чтобы там запереться. Но с моим умением футболиста вряд ли сравниться способность обороняться, ведь передвижения, помнящие тело, блокируют бросок мяча другому игроку из команды соперников, отбивая так, что выворачиваешь кости. От этого ты ощущаешь неукротимую боль в мышцах, она приносит кайф похуже вытачивания лезвием рубцов.

Дергаю на себя наполовину застекленную дверь, ручки выскальзывают у нее из рук, слышится глухой стук дерева об дерево, это становиться выстрелом к началу.

Пора заканчивать прелюдия.

Она пятиться, пока я блокирую собой любые заслонки в пространстве. Комната для сна встречает мрачностью и приглушенным светом, падающим обрывистыми фигурами из окон. Оборачивается, спотыкается, удерживая на себе беспощадную агонию, во мне же торжествуют чертики. То, как бегают глаза по мне, то, как барабанит ее сердце (да-а, я его слышу), то, как поверхностно дышит… Твою налево, да ее возбуждает вся наша игра в охоту. Паника завладевает ее рецепторами, которые становятся уязвимыми, отчего Катя сама превращается в оголенный провод. Меня нехило может ударить током, но я не намерен останавливать; я получаю все, что захочу.

— Остановись! Не трогай меня! Не-ет! — на последнем слове ее голос срывается на писк,