Тело все еще ныло после всех издевательств над ним, а энергия постепенно возвращалась. Ричард провел день у бассейна, потчуя других постояльцев рассказами о своих приключениях, преувеличивая трудности, которые встретились ему на пути, а также те препятствия, которые придется преодолеть Фрэнсис, прежде чем они снова будут вместе. Вечер он провел в большом кругу здешних европейских колонистов, отвлекая их от повседневных забот и давая им пищу для толков, а они, в свою очередь, и его развлекли. Он дали ему возможность увидеть Судан их глазами — это был уже третий открывшийся ему взгляд на эту страну. Путешествуя с Фрэнсис, он смотрел на Судан через перископ. Суданцы, которых они встречали, были либо водителями такси, либо официантами, а из иностранцев они общались только с такими же туристами, как они, и тех тоже интересовали только достопримечательности, средства передвижения и вопросы здоровья. Они стремились лишь проехать на поезде, поплавать на лодке и увидеть слияние двух рек: двух близнецов по имени Нил. Судан являлся лишь средством достижения цели, а не самой целью. Но в Абу-Хамеде и по дороге в Хартум Ричард общался с суданцами, немного пожил среди них и узнал много нового, а теперь он получил возможность узнать еще больше: Судан глазами людей с Запада, которые здесь живут, Они рассказали, какие трудности таит в себе жизнь в Хартуме. Летняя жара. Пылевые бури. Болезни, конечно же. Отключение электричества и плохие туалеты. Когда он попросил их назвать положительные стороны, они в один голос ответили, что это — здешний народ, низкий уровень преступности и, как ни парадоксально, погода.

Устав от этой книги жалоб в хоровом исполнении, Ричард спросил о политической ситуации в стране.

— Похоже, что Нимеири — личность незаурядная, — сказал он.

Джад, инженер из Америки, поперхнулся от смеха.

— Вот уж точно. Он меняет политический курс чаще, чем трусы!

Мэриголд, его жена, во всем ему поддакивающая, хихикнула.

— В прошлом союзник коммунистов, — пробормотал Хью, преподаватель из Англии, приглашенный в университет Хартума, — а теперь лучший друг Америки.

— Он настоящий Гудини, — сказал Джад, — пережил столько переворотов, что и не сосчитать.

Мэриголд поддакнула.

— Но ему недолго осталось, по-моему, — сказал Хью. — Во всех кругах общества зреет оппозиция. Так было всегда, но правительство привыкло сосать американские деньги, и оно полностью коррумпировано. Кто-то должен этому положить конец, особенно если учесть, что на юге все не очень-то гладко.

— Вот как? — сказал Ричард.

— На юге его раньше поддерживали, — объяснил Хью, — потому что он помог заключить соглашение о прекращении огня в семьдесят втором. По сути, именно поддержка со стороны войск юга помогла ему подавить попытки переворота, но с тех пор все изменилось. Два года назад он распустил законодательное собрание южного региона, которое…

— Все дело в нефти, Хью, — тихо заметил Джад снисходительным тоном. — У них есть нефть, — объяснил он Ричарду, — а Нимеири обещал построить нефтеперегонный завод в Бентиу. Южане бы разбогатели, но он и не собирался выполнять обещание, а потом на их голову свалился Джонглейский канал. Гигантский проект, строили французы. На болоте. С экологической точки зрения совершенно неоправданный. А выгоду от того, что он отведет излишки воды, получат только египтяне!

— В итоге, — сказал Хью, — он опять промахнулся. Поговаривают даже о мятеже в военных частях южан. Кое-кто считает, что соглашение о прекращении огня будет нарушено.

— Ни в коем случае. Мы этого не допустим, — сказал Джад. — В этой стране больше вспомогательных войск США и передовых военных технологий, чем в остальных странах Африки. Мы не позволим им пустить все к чертям.

— Что верно, то верно, — саркастически хмыкнул Хью. — А все потому, что у границы бродит призрак коммунизма.

Обсуждение продолжалось, экспатрианты ловко управлялись со слухами, словно со скользящими туда-сюда фигурами в шахматной партии: спорили, анализировали и потихоньку над всем глумились. К тому времени, как Ричард вернулся в номер, он успел узнать о суданских проблемах больше, чем случалось ему узнавать в отрезанных от окружающего мира поездах. Странно, подумал он, люди путешествуют по всему миру, но они только видят те страны, которые посещают, и никогда по-настоящему не вникают в то, что происходит вокруг. Фрэнсис поступала так же, прыгая с места на место, как бабочка, никогда не вникая ни во что, кроме железнодорожного расписания… Но, думая о Фрэнсис в гостиничной постели, Ричард стал мучиться чувством вины. Пока он тут нежится в комфорте прохладных апартаментов, потягивая прохладительные напитки, и тешит себя интеллектуальными беседами, Фрэнсис пересекает одну из самых жарких пустынь на земле. Даже с ее любовью к подобным испытаниям, Фрэнсис, наверно, нелегко быть снова заживо погребенной в вагоне. Хотя если что-то и излечит ее от жажды приключений, то именно эта поездка.

Он почти не спал в ночь перед прибытием состава. Прошло десять дней с тех пор, как они сидели с Фрэнсис друг перед другом в ступоре, десять дней с тех пор, как все резко оборвалось, и он пропал, и она пропала, и у них даже не было возможности взглянуть напоследок друг на друга. Как только они решили больше не расставаться, судьба внезапно разлучила их, и ни он ни она не знали, где искать друг друга. Скоро закончится это тяжелое испытание. Ричард спал беспокойно, а когда наконец забрезжил рассвет, он оставался в постели, считая минуты, пока не пришло время идти встречать поезд.

В четыре часа, за час до прибытия состава из Вади-Хальфы, он шагал по дороге к центральному вокзалу Хартума, одевшись во все новое, в надежде отвлечь внимание от облупленного носа и потрескавшихся губ. Встреча после долгой разлуки обещала быть жаркой. Ричард не собирался винить Фрэнсис и ее стремление колесить по свету в том, что ему пришлось пережить. Просто наступит неимоверное облегчение, и его радость ничто не сможет омрачить. Он точно знал, какими глазами она будет на него смотреть, когда он всплывет перед ней на платформе, здоровый и невредимый. И все же, он так хотел увидеть ее выражение лица. Ему-то было легче, — он хоть более или менее знал, где она находится, в то время как Фрэнсис десять дней страдала в неведении. Ричард надеялся, что ужас потери заставит ее захотеть быть рядом с ним. Может, даже она наконец согласится пожить вдалеке от подобных перипетий.

Запахи, витавшие в воздухе, напомнили ему об их первом появлении в Хартуме. Казалось, что прошла вечность, хотя это было всего пару недель назад. Тогда их с Фрэнсис вынесла из поезда толпа, и Фрэнсис уверенно шагала по улицам Хартума, потряхивая белыми локонами, которые должны были бы обвиснуть из-за витавшей в воздухе песчаной пыли. Ричард шел за ней по пятам, ощущая себя не таким, как все: белым, маленьким и избалованным. А в голове крутилось одно лишь слово: Африка. Египет был уж чересчур арабским, слишком древним, совсем непохожим на Африку. В Вади-Хальфе было так нечеловечески жарко, что он скорее напоминал Венеру. А вот Хартум — чистой воды Африка. От этого города он пришел в несказанный восторг. Город оставался загадкой и пугал, потому что ничего не оставалось, кроме как пребывать в его власти.