А может быть, он уже предчувствовал что-то в тот день, и это ощущение нарушало душевное равновесие?

С тех пор все изменилось. Он полюбил Хартум с его тенистыми колониальными бульварами и очарованием малоэтажных построек. По сравнению с опустошенным Каиром, столица Судана — просто город-сад, который пересекают две маленькие, необычайно живописные речки. И Ричарда здесь теперь ничто не раздражало. Он привык к Африке — после того, как прополз по ее высохшему пузу, спасая свою жизнь. И, проделав весь этот путь от Абу-Хамеда, он вошел в одну лигу с Фрэнсис, потому что десять дней, проведенные без ее опеки, изменили путника. Он больше не был равнодушным туристом. Ричард стал смотреть на все другими глазами. Он больше не смотрел на окружающий мир сквозь глазок объектива, а пытался увидеть, что скрывают под собой экзотические покровы, и вглядывался в сверкающие глаза. Путешествие из Абу-Хамеда в Хартум оставило на нем неизгладимый отпечаток. И изменил его не лунный пейзаж, а ощущение беспомощности, и жажда, и надежда на тех, кто его спас. Фрэнсис не может не заметить, как он переменился. Ричард хотел, чтобы она почувствовала разницу. Он хотел сказать ей, как сожалеет о том, что пытался спрятать ее от мира, которым она жила.

У него уже были планы на вечер: праздничный ужин, бассейн и долгие часы нежной любви в постели. Ричарду не терпелось услышать, как Фрэнсис справилась с трудностями, и он в собирался рассказать все до мельчайших деталей о своих похождениях, с тем чтобы вызвать неподдельное сочувствие к его переживаниям.

И во всем этом ворохе мыслей не промелькнула лишь одна: Фрэнсис могло не быть в поезде.

Он провел на вокзале один из самых унылых вечеров в своей жизни. Когда поезд наконец-то плавно затормозил и вытряхнул из своих вагонов покрытых пылью пассажиров, будто опустошая ведро для мусора, Ричард не заметил среди них ни одного туриста. На платформе образовалась свалка. Никто не ругался и не был раздражен после долгой дороги, хоть сошедшие с поезда и выглядели измотанными и уставшими, — они все чему-то радовались, будто их пригласили принять участие в грандиозном шумном празднике. И даже в этой вздымающейся душной массе людей Ричард упорно искал Фрэнсис. Сердце у него бешено колотилось, он продирался в давке, стремясь найти ее во что бы то ни стало, взять ее на руки, закружить и сказать ей, как он ее любит.

Он обыскал поезд, обошел вокзал вдоль и поперек. Он заходил в каждый вагон и заглянул во все окна. Он прошел по платформе туда и обратно несметное количество раз, прочесал зал ожидания, целый час простоял у входа, вглядываясь в лица входящих и выходящих людей.

У Эндрю от удивления отвисла челюсть, когда он увидел, что Ричард вернулся один. Он занес в номер цветы и коробку шоколадных конфет, и теперь было поздно убирать романтические подарки, потому что Ричард поднимался наверх, удрученный и подавленный.

Как только рабочий день Эндрю закончился, они сели в его «лэндкрузер» и поехали в «Акрополь», затем в «Хилтон» и проверили еще пять отелей, надеясь, что Фрэнсис поселилась в одном из них. Но им не повезло. Вернувшись в «Меридиен», они некоторое время сидели в машине на парковке.

— И что теперь делать? — спросил Эндрю.

— Не знаю. Не понимаю, почему она не остановилась в «Акрополе».

— Но ты же не стал там останавливаться.

— Ах, да. Но я ведь искал тебя, — мрачно пошутил он.

— Ты уверен, что она прошла мимо? Я в том смысле, что здесь тебе не вокзал Ватерлоо.

— Ты представляешь себе, сколько людей сходит с этого поезда? Тысячи. Она могла легко проскользнуть мимо, когда я смотрел в другую сторону.

— Вполне возможно. И если так оно и есть, то в Хартуме она недолго будет оставаться незамеченной.

Наступила еще одна бессонная ночь. Вместо того чтобы наверстывать упущенное, занимаясь любовью, Ричард метался в агонии. Такое впечатление, будто он кружился на воображаемой карусели, только никакой радости от этого не испытывал. Неужели он действительно не заметил Фрэнсис на вокзале? Они и вправду разминулись в то время, как их должно притягивать друг к другу, как магниты? И если так оно и есть, то в какой части Хартума ее искать? А если нет, то почему она не приехала на этом поезде? Так много ответов на последний вопрос крутилось у него в голове, что он отказывался принимать их в расчет. Но время от времени все сомнения уходили на задний план, и в свете рампы оставалась одна догадка: они потеряли друг друга. В Африке.

Как нелепо и страшно.

На следующее утро он пошел к Вебстеру рассказать о том, что разминулся с Фрэнсис на вокзале и что она, возможно, будет разыскивать его через посольство. Потом он снова пошел в «Акрополь», чтобы проверить еще раз, не появлялась ли она там и не оставила ли записки. Но ни Фрэнсис, ни записки не было. Ричард вернулся в «Меридиен» полностью раздавленным и попытался утопить мрачное предчувствие в кока-коле, осушив несколько стаканов. Но сколько бы он ни выпил газированной жидкости, ему было не заглушить свои самые страшные опасения.

Эндрю тихо подошел к поникшей фигуре, сидящей у бассейна.

— Как поиски?

Ричард покачал головой.

— Наверное, точно то же чувствуешь, когда она опаздывает на свидание.

— Откуда мне знать, как это бывает. Мы не назначали друг другу свиданий.

— Ясно. — Эндрю придвинул стул и сел. — Стадию ухаживаний миновали?

— Не совсем так. Просто так сложилось. Я никогда не приглашал Фрэн в ресторан и не пытался соблазнить светом горящих свечей. И нам не приходило в голову заняться любовью на заднем сиденье жука-«фольксвагена». С того дня, как встретили друг друга, мы только тем и занимались, что кочевали по странным и прекрасным местам, из отеля в отель. Она видела романтику в смене декораций.

— А вы живете в Лондоне?

— В том-то и дело, что только я живу в Лондоне. А она живет, где захочет.

Эндрю нахмурился:

— Как это?

— Она… Ну, понимаешь, она непоседа. Пока я занимался тем, чем занимается каждый здравомыслящий человек, — окончил колледж, устроился на работу, — Фрэн жила как бог на душу положит. Я не могу не зарабатывать на жизнь, а она не может жить без путешествий. Она подрабатывает для того, чтобы прокормить себя и отправиться дальше. А встречались мы, когда у меня был отпуск.

— И как долго вы так жили?

— Три года.

— Три года, — повторил Эндрю, пораженный до глубины души. — Вот это да! А как вы познакомились?

— Она подцепила меня в кафе в Гамбурге, — засмеялся Ричард. — Не знаю, что на меня тогда нашло. Подходит ко мне симпатичная девушка и говорит: «Готова поспорить, что вы ирландец!» Как ни странно, но для человека, который решительно не желает жить в Ирландии, она на редкость трепетно относится к родине. У нее подкашиваются коленки при виде ирландского флага на рюкзаке, и всегда старается достать свежий номер «Айриш Таймс». Но только не пытайтесь затащить ее домой.