То ли казначей медленно считал монеты, страдая при мысли о разлуке с ними, то ли ему даны были строгие инструкции не беспокоить едоков во время завтрака, но явился он лишь тогда, когда снедь, украшавшая стол знатного тана, была уже порядком подъедена. Склонившись перед господином, хранитель финансового благополучия клана поставил небольшой кожаный мешок с монетами на столешницу и всё с таким же поклоном удалился.

– Если хотите, можете пересчитать, – улыбаясь, тан подвинул золото к Лису. – Но можете мне поверить, здесь ровно три тысячи монет. Вот вам послание королю Ллевелину, – он протянул моему другу деревянный тул[17], инкрустированный слоновой костью, – а на словах передайте…

– На словах бы стоило передать, – под низкими сводами зала зазвучал приятный женский голос, негромкий, но предельно жёсткий, – что герцог Ллевелин двуличная тварь, что он змея, непременно обречённая поразить себя собственным ядом!

Все присутствующие в зале резко повернулись туда, откуда звучал голос. Полированная серебряная поверхность помутнела и внезапно начала таять, словно ледяная корка под лучами весеннего солнца. За исчезающей серебряной гладью открывался проход, точно по ту сторону прислонённого к стене блюда находилась не стена, а обычнейшая дверь. Тан вскочил из-за стола, хватаясь за висевший на поясе кинжал.

– Вы все видели, – сквозь открывшийся проход в залу вступила молодая женщина в длинном платье цвета морской волны, с тёмно-рыжими вьющимися волосами и зелёными глазами, в которых сейчас горело изумрудное пламя, – что к измене тан Марк из рода Геллинов прибавил вооружённый мятеж.

Вслед женщине сквозь пространственный переход в комнату начали втискиваться хорошо вооружённые мужчины сурового вида в танских пледах различных кланов.

– Во блюдство! – пробормотал Лис. – Лендис, подруга, тебя в детстве не учили стучаться, перед тем как войти?

– «Рейнар, сиди, где сидишь, и будь добр, помолчи. С тобой мы разберёмся позже».

– «Капитан, не, ну ты видел?! Совсем оскаженела шалена баба!»

Конечно же, я видел. И, конечно же, я узнал нежданную гостью горрского тана. Такие зелёные глаза и такие тонкие черты лица трудно было забыть. Полагаю, множество мужчин воспламенились бы душой, глядя на эту хрупкую молодую женщину, спеша объявить её дамой сердца. Но, полагаю, в их число не попал бы ни один из находившихся сейчас в пиршественной зале. Никто из видевших победительную улыбку, игравшую сейчас на её устах, не рискнул бы становиться рядом с торжествующей северной красавицей. От этой улыбки веяло таким холодом, что вечная мерзлота рядом с ней могла показаться расплавленной магмой.

– Вы изменник, тан, – приближаясь вплотную к побледневшему Марку, почти нежно проговорила Лендис. – Вы вступили в сговор с нашим врагом. Вы пытались купить у него корону Горры. Для себя. Вы заслуживаете смерти. – Она положила на грудь каледонца свои длинные тонкие пальцы. – Начинайте, Дольбран, – милостиво бросила она, отходя от обречённого вельможи.

– Н-нет, – прижался к стене мрачный сын приговорённого к казни.

– Почему же нет? Вы мечтали о короне тана Геллинов? Она ваша. Подойдите и возьмите её.

– Н-нет.

– Ну-ну, не будьте глупцом. Вы же сами сообщили мне о прибытии гонца от Ллевелина. Сами принесли сюда моё блюдо и установили его так, как я вам велела. Отчего же теперь вы медлите?

– Он – мой отец, – гордо выпрямляясь, выпалил Дольбран. – Я не сделаю этого!

– Это верно, – склонила голову зеленоглазая королева, – он ваш отец. Вы правы, Дольбран. Но, стало быть, ты тоже изменник. Подойди к отцу, встань рядом с ним. Любезные мои таны. – Она повернулась к суровым бородачам, вновь складывая губы в улыбку. Но если бывают улыбки обезоруживающие, то эта была вооружающая: – Кто из вас первым желает вонзить свой клинок в грудь изменника, заслужив тем самым мою благодарность и это танство?

Хор голосов был ей ответом.

– Давайте вы. – Она указала на ближайшего бородача.

– Прости, отец! – Дольбран рванулся сквозь толпу к помертвевшему Марку. – Я слишком молод, чтобы умереть!

Он выхватил кинжал и с размаху вонзил его в грудь отца. Несчастный рухнул на пол, и красная струйка, выползая из-под острия, окрасила в багровый цвет душистое сено, устилавшее пол.

– Он ещё жив, – глядя на бьющегося в конвульсиях хозяина, констатировала королева Лендис. – Прежде чем мы отправимся в обратный путь, любезные мои таны, каждый из вас повинен по разу вонзить свой меч в сердце изменника. В назидание тем, кто ещё тешит себя надеждой отобрать мою корону. А теперь вы, мой дорогой Лис. – Красавица повернулась к Сергею, внимательно рассматривая его с ног до головы. – Куда же вы запропали, друг мой? Я так давно не слышала ваших песен, я уже соскучилась по ним.

– А я? Я буду жить? – перебивая любезничающую с Рейнаром королеву, вмешался всё ещё стоящий над поражаемым мечами телом Дольбран.

– Нет, – оборачиваясь к нему, бросила Лендис. – Вы умрёте. Но не здесь, а в темнице.

– Но вы же обещали мне?!

– Молодой тан, – нараспев произнесла Лендис. – Если вы желали, чтобы вас величали этим гордым титулом, то вот вам, пожалуйста, я первая величаю вас. Вы рады этому? Не отвечайте. Вижу, что не очень. Вы предали отца, дорогой мой. Человека, подарившего вам жизнь. Я знаю, порою бывают в жизни вещи, более важные, чем кровное родство. Но золотой обруч с ювелами к ним не относится. Вы предали отца, желая своей изменой нажиться на его преступлении. Как же я могу вам верить? А зачем мне нужны таны, о которых я точно знаю, что они изменники и отцеубийцы. Ты непременно умрёшь. Рейнар, – она вновь повернулась к моему другу, теряя интерес к происходящему за её спиной, – пойдём отсюда, здесь слишком много крови. Надеюсь, ты скрасишь своими песнями обратную дорогу в мой замок?

Я вскочил со скрипучего ложа, путаясь в мохнатом «одеяле» и с трудом удерживая равновесие, чтобы не растянуться на каменном полу. Лежанка была той самой, на которой несколько дней тому назад умирал прежний комендант бастиды сэр Богер Разумный. Не самое приятное воспоминание, но что делать, – предоставление мне этого отдельного ложа, несомненно, почиталось здесь проявлением высочайшего почтения. Остальные обитатели этой крепостицы укладывались спать на общую лежанку, размерами с небольшую вертолётную площадку, вповалку, деля «постель» со сторожевыми и охотничьими собаками. Но мне сейчас было не до почестей.

Наскоро одевшись, натянув сапоги и перепоясавшись мечом, я выскочил во двор бастиды, ища любезного хозяина. Молодой сэр Кархейн в отличие от меня не терял времени даром. В одном углу крепостицы пара десятков бойцов отрабатывали технику владения копьём, в другом валлийские и йоркширские лучники метали стрелы в насаженное на кол соломенное чучело с круглым каледонским щитом. По ту сторону ворот над тропой трудились ещё несколько человек, громоздя на каменные уступы корзины с валунами, готовыми в случае необходимости смести с узкой дороги наступающего противника. Сэр Кархейн поспевал всюду, очевидно, интуитивно понимая, что благостное бездействие есть неминуемая смерть для воинского подразделения, даже при отсутствии реального противника. Наконец мне удалось отыскать его. Молодой рыцарь вместе со своим оруженосцем осматривали утёс, закрывавший от обзора вход в ущелье, очевидно, выискивая способы стесать большую его часть.