Луч света ослепил его, он вскинул автомат.

– Амир! Амир, это я…

Нурулла, муджахед из его личного джамаата. Они вместе еще с пакистанского медресе…

– Ты цел?

– Хвала Аллаху… – воин замялся.

– Остальные?

– Табиб и Абдалла шахиды инша’Аллагъ… – с горечью сказал Нурулла.

Табиб был из Узбекистана, совсем молодой, но храбрый как лев. У него хорошо получалось писать нашиды, он писал их на узбекском и, играя на гитаре, пел их после ужина. И моджахеды из разных стран, даже не зная языка, все равно слушали. А Абдалла был местный, он встал на джихад, после того как его отца схватили люди из разведки ВВС. Когда его вернули для похорон, никто не мог поверить, что это он. Все его тело было черным от синяков.

– Пусть Аллах примет их шахаду и простит им их ошибки в их ибадатах… – сказал амир.

– Инша’ллагъ… – сказал Нурулла и со злостью добавил: – Аллахом клянусь, это те неверные. Они не зря явились вынюхивать.

– Посмотри, что на улице… – приказал амир, – надо уходить отсюда…

– Слушаюсь…

Амир прошел в соседнюю комнату, затем вышел в коридор. В том месте, куда попала ракета, что-то горело…

Толкнул коленом дверь – и едва удержался. За дверью ничего не было, пустой пролом. Избитое… выдержавшее многие обстрелы и бомбежки здание уже не могло продолжать существовать и давать кров моджахедам.

Инша’Ллагъ. Если так будет угодно Аллаху.

Он пошел в заваленный конец коридора, чтобы посмотреть, нельзя ли кого вытащить, когда на улице раздался крик и длинная автоматная очередь. А через долю секунды все буквально взорвалось, и треск автоматов моментально покрыл солидный, уверенный бас «ДШК».

Амир упал на пол в полуразрушенной комнате, опрокинул на себя остатки шкафа и начал лихорадочно нагребать на себя все, что только мог. Замаскировавшись, замер, слушая, как от ударов крупнокалиберных пуль о бетон держащееся на соплях здание мелко вздрагивает…

Перестрелка продолжалась минут пять, а потом быстро угасла, сменившись редкими всплесками одиночных. Добивают… понял он. Они всегда перерезали горло, потому что патронов было мало, они стоили денег, и потому что бой не бой, если твои руки не в теплой крови твоего врага. Но у этих – кто бы они ни были – патронов было в достатке.

Увидев, как по коридору заметались лучи подствольных фонарей, он приготовился к худшему.

Выстрел, еще один. Короткая очередь. Он сжался… висящая на одной петле дверь не задержала налетчиков, короткая автоматная очередь прошлась по комнате, дико обожгло бок, спину, но он каким-то чудом умудрился не заорать, вызвав тем самым еще одну очередь, уже прицельную. Стиснув зубы от боли, ужаса и злобы, он читал про себя фатиха, первую суру Корана. В ушах звенело, тело сводило от боли, перед глазами не было ничего, кроме красных кругов. Но он читал первую суру и слушал…

– Никого…

– Гранату может бросить…

Он узнал выговор – местные. Сирийский вариант арабского – мягкий, певучий, с включением некоторых французских слов, измененных до неузнаваемости…

– Не надо гранату, брат. Здание может рухнуть.

– Да…

– Если кто тут и есть, они все подохли…

– Сигарета есть? У меня не осталось…

– Держи…

Едва слышный щелчок зажигалки…

– Брат…

– Чего тебе?

– Меня это беспокоит. Они все же сражались с нами. И тиран еще не повержен…

– Они сражались не с нами. Ты их видел? Много среди них сирийцев?

– Мало, это ты прав, брат…

– Это из-за них американцы и французы до сих пор не пришли к нам на помощь. Они только позорят нас и наше дело своими жестокостями. С ними все равно пришлось бы кончать. Рано или поздно…

– Ты прав, брат… идет!

Едва слышные шаги.

– Что здесь происходит?

Сухой, командный голос обжег как удар кнута. Этот говорил по-английски и даже не скрывал своего происхождения и сущности.

– Здесь чисто, Джон-паша. Здание зачищено.

– Почему вы курите здесь? Сколько раз вам говорить, в поврежденном здании может быть газ или разлитый бензин…

– Просим простить. Джон-паша…

– Быстро на выход. Держаться у машин, в развалины не отходить…

– Есть…

Шаги. Сухой кашель. Стук чем-то железным о стену – оружие, наверное…

– Гнездо, я Скорпион-четыре, Скорпион-четыре… ответьте… слышу хорошо… код идентификации виски – браво, жду… Я Скорпион-четыре, докладываю, объект Зулус-четыре полностью нейтрализован, повторяю – полностью нейтрализован… потери у дружественных сил минимальны, сэр… оценить трудно, здесь ночь и здание держится на соплях, сэр… я думаю, не менее пятидесяти… есть, сэр. Скорпион-четыре, передачу окончил…

Снова кашель. Шарканье ногой.

– Придурки…

Удаляющиеся шаги…

– Шайтаны… Я сколько говорил – нельзя верить кяфирам. Нельзя ни в чем.

– Говорить мало, брат. Тот, кто имеет дела с кяфирами, – фитнач и мунафик.

Хозяин дома откинулся назад на стуле, не стесняясь, вытер жирные от мяса пальцы о штаны.

– Брат, так тоже нельзя. Аллах свидетель, я понимаю тебя, ты дал слово… но ты должен понять, что нельзя идти против своих. Нельзя идти против своего народа. Все мы должны делать деньги. Вот, мы крышуем деловых. Они нам отстегивают закят, все правильно, да. Но они-то дела делают, бизнес-шмизнес. И им как – не иметь дела с кяфирами.

– Брат, у нас тоже многие имели дело с кяфирами. Брали у них деньги и думали, что это нусра. Брали оружие. Потом оказалось – лучше бы мы сражались голыми руками, брат…

* * *

В машинах лихорадочно шли последние приготовления. Их было всего шестнадцать человек – достаточно для полицейской операции и мало для военной: если начнется серьезная перестрелка с боевиками, если подскочит отряд быстрого реагирования диаспоры, если поднимутся остальные муслики, которые тут живут во множестве, подобьют транспорт – тогда им кранты. Единственно, что увеличивает их шансы, – тяжелый пулемет «ДШК» на пикапе да озверелая готовность идти до конца. Все остальное – несыгранность команд, ненадежная информация, малочисленность, чужой город с отсутствием опорных точек в нем – все против них.

В «Субурбане» за рулем сидел Майк О’Брайен, рядом с ним был наиболее опытный специалист по полицейским спецоперациям из них – Дик Логан, из LA SWAT, легендарного полицейского спецназа города ангелов. Он был таким здоровым, что носил сразу два автомата: милицейский «АКС-74У» на боку и RRA с аппером под чудовищный.50 Beowulf – его основное оружие, способное на месте уложить медведя. Он полюбил его вынужденно – из SWAT он вынужден был уйти по здоровью, ублюдок-наркоман с мачете из пуэрториканской группировки добрался до него, несмотря на шесть пуль в теле. Теперь он предпочитал нечто такое, что кладет на месте.