Оставшийся мир виделся как огромные территории, заселенные злобными дикарями, где нет ни порядка, ни закона, ни государственности. И последние оплоты порядка и какой-то нормы, которые понятно, что в геополитической перспективе не выстоят, но их долговременность будет зависеть от благорасположения и поддержки Америки. Их существование в течение достаточно длительного времени было нужно для того, чтобы успеть вывезти за океан все самое ценное и дать возможность сбежать тем, кто этого достоин.

Они, рыцари двадцать первого века, нужны были в этой схеме по многим причинам. Во-первых, идиотская политкорректность не давала делать то, что необходимо было делать для обеспечения безопасности, сдерживания численности дикарей и обеспечения безопасности критически важной инфраструктуры. Армия сама по себе мало приспособлена для тайной войны: существуют оформленные приказы, рапорты, запросы на выдачу имущества, средства боевого документирования – все это хранится в архивах и рано или поздно кто-то может до этого добраться. А вот то, что делают частные армии, обычно остается в тени, если, конечно, не получается так, как с расстрелом иракцев в две тысячи седьмом. И даже если частники в чем-то замазались – можно открыть новую фирму на замену старой, сменить название, провести пиар-кампанию, сменить директора. И даже если кого-то посадят в тюрьму – организуются новые компании, придут новые люди и все будет по-прежнему, а вот с армией так нельзя, ее не реорганизуешь. Во-вторых, ключевыми игроками в новом мире должны были быть не государства, а компании – и компаниям нужны были частные армии. В-третьих, задействование частников позволяло вести войну без войны, не задействуя те «демократические» механизмы, которые потребовалось бы задействовать при активации армии, например согласование военной операции с Конгрессом. Использование частных денег и вовсе выводило военные операции за рамки государственного контроля: если Дядя Сэм не тратит денег, Дядя Сэм не может и влиять на то, на что он не тратит денег. На самом деле налог с общества на войну взимался, просто другим путем. В результате дестабилизации нефть, газ, полезные ископаемые стоили дороже и дороже, и люди, совершая покупки и расплачиваясь за них, платили «квазиналог» сырьевым корпорациям, а корпорации составляли бюджет и часть его расходовали на безопасность, то есть на действия частных армий. Почти все то же самое, как и с налогами, – только без малейшего следа контроля со стороны общества, а общество, придумавшее идиотскую политкорректность вкупе с не менее идиотской толерантностью, и не заслуживало права голоса. Конечно, какая-то роль государства оставалась – например, ни одна частная компания не может взять и содержать авианосец, не говоря уж о том, чтобы построить авианосец, – акционеры не поймут. А авианосец нужен. Но в данном случае государству отводилась пассивная роль, оно было вынуждено реагировать по факту на последствия того, что делали и делают частники. А правильность реакции обуславливалась тем, что предвыборные кампании надо было финансировать, и их финансировали уж точно не домохозяйки из Милуоки с их пятьюдесятью долларами взносов.

Отдельная роль в этом смысле определялась России.

В самом начале, когда эта схема только начинала разворачиваться, в России часто поднималась и устно, и на страницах книг тема о том, что якобы американцам нужна Сибирь. Самым идиотским было то, что и некоторые «американские» мыслители выдвигали предложение купить или даже арендовать Сибирь у России. Говорили, что якобы Сибирь – последняя кладовая ресурсов, последняя неосвоенная зона на планете и что ее богатеи придерживают для себя, чтобы переселиться туда, как только исчерпается весь остальной мир.

Это был полный бред с точки зрения геополитики…

Сибирь не только не представляла собой никакой ценности, она представляла собой ненасытную прорву в том смысле, что в нее надо было вкладывать и вкладывать для того, чтобы обеспечить инфраструктуру. Это не смогли сделать даже русские при Советском Союзе – при том, что денег тогда не считали. Все, что смогли русские, – провести по самому югу Сибири новую стратегическую магистраль – БАМ и освоить Южную, самую теплую часть Сибири, построив там города, в которых можно было хоть как-то жить. Вопрос о северном железнодорожном пути, идущем через Аляску и Русский Север, как некий аналог Северному морскому пути, дискутировался, но вяло – все понимали чудовищную сложность и затратность этого строительства при совершенно неочевидных плюсах.

А тут речь шла ни много ни мало об освоении целого дикого пространства размером с иной континент, где нет почти никакой инфраструктуры, все надо строить с нуля, погодные условия экстремальные, жизнь сложна. Кому это надо? Кто взвалит на плечи такой груз? Кто сможет выделить хотя бы минимально необходимый объем финансирования на этот проект? Даже Китай… если даже смотреть на карты, которые печатают китайские националисты, даже они никогда не претендовали на всю Сибирь, а только на самую южную, относительно освоенную русскими часть и побережье Тихого океана. Даже они, совершенно не руководствующиеся рациональными мотивами, понимали, сколь страшен, тяжел и затратен проект освоения Сибири. Партийные же власти Китая и вовсе не задумывались об этом, они даже глубинку своей страны почти не осваивали. Все, что им нужно было для конкурентоспособности, – громадные города, расположенные на побережье либо в устье крупных рек, чтобы вывозить товар самым дешевым водным путем, да огромные фабрики, расположенные вокруг этих городов и производящее все, что нужно миру. В этом был секрет конкурентоспособности Китая. И проблема перенаселения перед ним отнюдь не стояла, по крайней мере не такая, чтобы ее надо было решать освоением дикой и холодной Сибири. Достаточно построить еще несколько кварталов общежитий для рабочих – вот и вся проблема перенаселения.

Сибирь решала только одну проблему. О которой вслух не говорили, но которая была и плюхалась в грязь то тут, то там, подобно восьмисотфунтовой горилле, и рушила все сколь-либо вменяемые планы.

Мусульмане…

За период с тысяча девятьсот десятого по две тысячи десятый год численность мусульман в мире увеличилась в семь раз, до полутора миллиардов человек, а их доля в общем населении планеты увеличилась вдвое. Этот процесс не только не обращался вспять – на фоне деградации западных обществ и христианской цивилизации он еще и усиливался. Наиболее ярким примером проблемы служил Пакистан. Страна, в которой Британия оставила лучшие образцы цивилизованности, страна, которая сумела создать собственную атомную бомбу, единственную в исламском мире, теперь была на грани катастрофы, и армия, единственный стабильный элемент системы, уже не способна была поддерживать статус-кво. Причиной этому была отнюдь не «Аль-Каида» и не «Талибан», как многие считали, «Аль-Каида» и «Талибан» – это только симптомы болезни, как сыпь при тифе. Причиной было то, что за шестьдесят лет население страны увеличилось вчетверо и достигало уже двухсот миллионов человек. И эти двести миллионов человек жили в горах, непригодных для сельского хозяйства, и в городах, деля кусок на все большее число людей. И даже кусок этот становился все меньше и меньше. Двести миллионов людей жили в стране, больше половины территории которой составляли горы, не приспособленные для хозяйства вообще. И Пакистан был не единственным. Йемен, где население к 2050 году прогнозировалось на уровне пятидесяти миллионов человек и где промышленности нет вообще никакой. Египет, где численность населения за время независимости больше чем утроилась. Никакого пути решения проблемы, кроме территориальных захватов и массовой миграции, не существовало. В то же время и массовая миграция демографическое напряжение не снимала, рост населения шел медленнее, чем отъезд за границу. Да и страны, принимающие мигрантов, уже хлебнули лиха и начали закрывать границы.