Вру. Спутница все же напрягала.

Моя девчонка. Которая вовсе не девчонка. И не моя. Но…

Хватит об этом.

Вообще, здесь не было голых, здесь были с удовольствием отдыхающие. С этим смирился я, этого больше не боялась и, кажется, даже немного радовалась ситуации моя золотая рыбка. Челеста вилась около меня, как дельфин вокруг прогулочного катера, загоняла на глубину, где заставляла нырять, догонять и отбиваться, и все время требовала плавать наперегонки. Теперь у меня ничего не сползало, я легко выигрывал, это ее злило.

— Анкора уна вольта!*

*(Еще раз!)

В конце концов, выдохлись оба. Две мокрые головы рядышком поплыли к месту посадки, руки иногда сталкивались, Челеста мечтательно улыбалась. Я отфыркивался. Никогда не думал, что в двадцать семь лет можно чувствовать себя старцем. Юность побеждала по всем фронтам — от жажды жизни до выносливости.

— Ти пьяче?*

*(Тебе нравится?)

— Да, можно сказать, что я пьян от ощущений. И немного устал. — Совершенно обессиленный я направился к берегу. — Сейчас еще одно место и домой. Хоум!

— Си, джа дормо ин пьеди.*

*(Да, а то уже валюсь с ног, сплю на ходу)

Еще одно странное наблюдение: уменьшение одежды на людях повышает уровень их коммуникабельности не хуже алкоголя. Иностранные слова становятся понятными на интуитивном уровне, еще до того, как произнесены.

Или это происходит не со всеми? Любопытный вопрос. Ответ очень помог бы человечеству не глядеть на непонятного и потому кажущегося опасным соседа с недоверием.

Представляю, как кто-то побежал выбивать грант на эксперименты. Когда такой будет получать Нобелевку, приду за процентами. И спрошу, что больше ему понравилось — результат или сам процесс.

Корабль давно воспринимался домом, да собственно и был им для обоих. Челеста влетела первой, и бросившаяся в глаза выемка будуара выполнила роль виртуального шлагбаума. Одно дело — вода, веселье и все вокруг такие же, и совсем другое — два обнаженных организма в замкнутом помещении, где главный предмет обстановки — постель. Девушка замерла. Но вот лицо налилось решимостью, и переставляемые колени втянули тело на кровать.

Я запоздал, поскольку искал в песке оставленное сатиновое недоразумение, и сейчас задумчиво перебирал его пальцами, не зная, как приступить к делу. Одеться первым в такой подвисшей ситуации почему-то было неловко. Не одеться — тем более. Момент оказался чрезвычайно скользким. Пойти за халатами? А если не пойти?

На меня глядели два столь же серьезных глаза.

— Ки сиа бэнэ нон си муова.*

*(От добра добра не ищут)

Поза девушки выглядела, будто она ждет приказа. Я бочком опустился на кресло пилота и свесил кисти между колен.

— Хочешь остаться так?

— Коза? Нон каписко.*

*(Что? Не понимаю)

Нет, господа, не видать вам Нобелевки, а мне — процентов. Не от количества одежды зависит понимание. И не от алкоголя — от него вообще ничего не зависит, это мы зависим от него, когда с ним связываемся. Главное — то, что в душах. А оно тоже от многого зависит.

Челеста смотрела на меня со вдумчивым удивлением, в жгучих глазах плескалось смущение, смешанное со странным сожалением, в котором в свою очередь проблескивало возбужденное напряжение. В общем, взгляд был неописуемым, его наполнение ежесекундно менялось.

— Токкарэ иль террено ке скотта…*

*(Затронут весьма щекотливый вопрос)

Океанская вода обсыхала, коже становилось неприятно — сухо и солено. Вот же временный выход!

— Ванну! — приказал я.

Челесту провалило в образовавшуюся выемку. Хлынувшая вода заглушила вопль, который быстро перешел в бульканье, через миг над бортиком появилась счастливая голова:

— Квэста э бэлла! Грациэ, Ольф.*

*(Вот это да! Здорово! Спасибо)

Перевода не требовалось.

Проблема временно решилась. Именно, что временно. Но как же не хотелось ее решать… В таком новом виде она мне проблемой не казалась.

Пока рядом бурлило и мурлыкало, я протиснул корабль к одному из неописуемых каури — дереву размером с одноподъездную двенадцатиэтажку. Сверху мешала раскидистая листва, и корабль просочился между соседних деревьев под крону. По форме каури напоминало иву: пышный зонтик сверху, а держится этот растрепанный кверху веник ветвей на голом стволе с наплывами.

— Челеста, глянь.

Над бортиком «ванны» появилась среагировавшая на голос голова. Сначала глаза испуганно уставились на меня, но вид за окном быстро перетянул внимание на себя.

— Э инкредибиле!*

*(Невероятно!)

Ее рот открылся вместе с душой. Вот это удивление. Вот это радость. Вот это…

Как же приятно приносить людям счастье. Особенно когда оно ничего не стоит. Впрочем… если ничего не стоит, то как бы и не ценится. Обеими сторонами. В моем случае все не так. Вру про бесплатность. То же время я мог потратить на себя — например, как это делал псевдобожок Альфалиэль. Или даже похлеще. Мало ли, куда фантазия с подспудными желаниями заведут, если вспомнить про всемогущество, помноженное на безнаказанность.

А я приносил пусть маленькую, но все же радость конкретному близкому человечку. «Возлюби ближнего своего». Вот, это оно самое. Причем вовсе не в новом гадском смысле, на который пошляки переведут даже самое святое.

Челеста так глядела на дерево, что не было сомнений — она до поросячьего визга мечтала туда залезть. Повисеть на ветке. Попрыгать. Дотянуться до невозможного.

Ну, девчонка, как есть девчонка.

Честно говоря, если бы здесь не было Челесты, то на этих ветвях сейчас с удовольствием прыгал бы я.

Мальчишество? Да. А почему нет? И если мое мальчишество имеет право на существование, то почему не потешить чужое девчачество (или как оно у них называется)? В конце концов, корпорация по сбыче мечт у меня или крен корабельный?

— Сможешь залезть? — Я изобразил что-то похожее на танец морячка с движениями, когда тот взбирается по канату.

Мокрый лобик Челесты сморщился, пока сознание улавливало связь между последовательным указанием на нее и на дерево. Слишком прямая связь, чтобы оказаться правдой. Я тоже обычно разделял желаемое и реально осуществимое, и всегда в пользу второго, чем закрывал первому саму возможность стать реальностью.

— Сальго су?*

*(Мне залезть туда наверх?)

Она повторила мое движение руками, завершив его нежным обручем обнимания — вроде того, как коалы сидят на своих эвкалиптах, только сейчас без эвкалипта.

— Давай! — Я отворил проем перед ближайшей ветвью.