Держа слэйеры перед собой, Мигель постепенно начал забирать влево; Мефодий кошачьей походкой принялся удаляться от него в противоположную сторону – совместная атака с флангов была сейчас оптимальной тактикой.

– Пятьсот лет машу этими железяками, но такого урода еще не встречал, – возбужденно сверкая глазами, говорил Мигель, описывая слэйерами в воздухе симметричные фигуры. – Даже клинки марать неохота… Эй, ничтожество, а на кулаках побиться не желаешь?

Титан не наносил гравиудара по той же причине, что заставляет подростка с познавательным садизмом наблюдать, как далеко уползет все та же муха с оборванными крыльями и воткнутой в брюшко соломинкой. Его мутные, с размытыми по краям радужными оболочками глаза смотрели между Мигелем и Мефодием, а лениво расслабленные конечности словно провоцировали Исполнителей на атаку.

Мигель бросил Мефодию мимолетный взгляд – это означало «пора!». Сценарий атаки «двое слабых против одного сильного» был прост, и мастер, как более опытный, взял на себя самую ответственную его часть. Новобранцу же досталось то, что в его возбужденном состоянии на данный момент могло получиться лучше всего, – отвлекающий маневр.

Мефодий сделал три коротких шага вперед и, крутанув слэйерами «восьмерки», совершил ложный выпад, в то время как Мигель выждал, пока Паллант отвлечется, после чего атаковал уже по-настоящему. Точнее, попытался атаковать…

Все, что сделал Титан, это щелкнул пальцами в сторону прыгнувшего на него Мигеля, а затем, не дав Мефодию опомниться, брезгливо тряхнул кистью и в его направлении. Сам Паллант при этом остался стоять на месте, как вкопанный телеграфный столб.

Мефодий впервые в жизни (и в последний раз, как ему тогда показалось) испытал на своей шкуре гравиудар. Вообще-то это не был полноценный гравиудар, поэтому никого из Исполнителей на части не разорвало (Паллант, надо думать, еще не натешился), но продемонстрированное превосходство Титана над Исполнителем было достаточно убедительным.

Ощущение было таким, будто Мефодий падал спиной вниз по крайней мере с третьего этажа, но только проделывал это не в вертикальной, а в горизонтальной плоскости. Роль земли в данном случае взяла на себя железобетонная стена тоннеля, удар о которую сотряс Мефодия с такой силой, что кости его едва не выскочили из тела, а внутренности чуть не перемешались в утробе в солянку. Мигеля же и вовсе закружило и понесло по тоннелю, как обрывок бумаги в аэродинамической трубе, его бросало под своды и швыряло оземь, раздирая в клочья одежду. Остановился Мигель лишь возле перевернутой «Волги», да и то предварительно врезавшись лицом в решетку ее радиатора.

Воздействие гравиудара продолжалось чуть дольше, чем продлился полет Мефодия до стены, а потому еще какое-то время новобранец провисел, припечатанный лопатками к твердому бетону. После этого, милостиво отпущенный Титаном, он съехал по стене вниз и неуклюже плюхнулся на ягодицы – отбитые ноги были не в силах удержать даже вес собственного тела, не говоря уже о том, чтобы куда-то это тело нести. Мигель тоже не пытался возобновить атаку, поскольку пластом валялся в луже воды, текущей из пробитого его головой радиатора милицейской машины.

Смех Титана, не человеческий, живой и выразительный, а неестественно-холодный, механический, отразился от стен тоннеля и полетел к выходу.

– Отбросы! – загрохотал небожитель гортанно-булькающим басом почти на пределе инфразвука. – Материальные отбросы! Когда же вы поймете, что рано или поздно мы все равно очистим от вас эту блаженную идиллию с ее чудесной атмосферой, которой вы не имеете права пользоваться! А ваше место там, где и должны пребывать отбросы, – на свалке! Что ж, хоть две соринки, но я сегодня туда отправлю!..

По характерным движениям рук Палланта Мефодий догадался, что на этот раз его гравиудар щадящим не будет…

Однако не успел Титан завершить свои приготовления, как тоннель прорезал такой душераздирающий инфразвук, что голова Мефодия завибрировала, будто угодив внутрь церковного колокола. Руки Титана замерли на каком-то промежуточном жесте, а сам он стал похож на получившего подзатыльник подростка и попятился назад.

Воздух вновь задрожал мелкой зыбью, но причиной этому был уже не Паллант. Мефодий с трудом повернул негнущуюся шею туда, куда теперь было направлено внимание небожителя, – выход из тоннеля, противоположный тому, через который они сюда попали.

Два гравиудара подряд – не столь мощные, как у Палланта, но шедшие один за другим – отшвырнули Титана назад, а третий, нацеленный более точно, сбил его с ног и поволок к перегороженному рухнувшей подвеской входу.

Три стремительные тени возникли под сводами тоннеля, промелькнули над полем прошедшего сражения (точнее, избиения младенцев) и подобно звену истребителей кинулись вдогонку кувыркавшемуся по асфальту Палланту. Последнее, что успел заметить Мефодий прежде, чем Титан исчез за поворотом, было то, что он развернулся и улепетывает, отрываясь от земли с максимальным ускорением…

Внешность легендарного Джейкоба говорила сама за себя. Один из последних сотворенных Хозяином людей, практически вариант-пять, очевидно, и создавался с таким расчетом, чтобы одним только своим обликом внушать уважение. Его могучая фигура чем-то смахивала на фигуру ветерана-олимпийца, бывшего чемпиона по борьбе или тяжелой атлетике. Мефодия, как художника, прежде всего заинтересовал властный взгляд пронзительно-голубых глаз Джейкоба, его гордый профиль и манера держать себя авторитетно и в то же время открыто, что вызывало к Главе Совета смотрителей особое доверие. Гавриил же со своей лысиной и мешковатым костюмом смотрелся перед Джейкобом этаким простачком.

Смотрители общались между собой без помощи слов, телепатически, но Мефодий приблизительно догадывался, о чем говорят сейчас направленные друг на друга выразительные взгляды Гавриила и Джейкоба: Титан, естественно, ушел, но сам факт того, что он дал деру и никто при этом не пострадал, уже можно считать победой. Однако на лицах у присутствующих смотрителей радости тем не менее не было…

Третий смотритель, которого величали Свенельдом, занимался тем, что корректировал память вытащенным из «Волги» и чудом не свернувшим себе шеи патрульным. Теперь оба милиционера, придя в себя, будут готовы побожиться, что тот тягач, что опрокинул подвеску со знаками при въезде в тоннель и перевернул их «Волгу», имел владикавказские номера и не мог уйти далеко.

Мигель и Мефодий скромно стояли возле своего помятого «Рэнглера» и терпеливо дожидались дальнейших распоряжений. Тело Мефодия от соприкосновения с тоннельной стеной двигалось как на шарнирах. На стене, на высоте приблизительно трех метров от пола, так и остался в бетоне горельеф Мефодиевой спины.

Мигель выглядел еще хуже. Весь ободранный и оборванный, словно Джеймс Бонд в финале одного из своих фильмов, он красовался вдавленными на лбу и щеках продольно-поперечными полосами, которые оставила ему на память радиаторная решетка милицейской «Волги». У подошедшего после скоротечного немого брифинга Джейкоба сия геометрически правильная, но совершенно не украшавшая Мигеля отметина вызвала легкую улыбку, тут же сошедшую с его лица.