Она ждала его в Севастополе даже тогда, когда оставаться там стало небезопасно. Она пряталась от чужих глаз по семьям знакомых моряков. И хотя муж ее – Александр Васильевич Колчак – еще не совершил ничего такого, за что ему приклеили ярлык «врага трудового народа», «врага Советской власти», в городе нашлось бы немало людей, которые охотно подсказали бы чекистам, где укрывается жена командующего Черноморским флотом. Все это она прекрасно понимала, а потому еще летом 17-го отправила десятилетнего Ростика на родину – в Каменец-Подольский.

В декабре по городу прокатилась первая волна расстрелов. С Дона вернулся матросский отряд, изрядно потрепанный казаками. Борцы за Советскую власть привезли трупы погибших товарищей, и в городе повеяло смертью. Искать «контру» долго не пришлось. В ночь на 16 декабря было убито 23 офицера; среди них – три адмирала и генерал-лейтенант военно-морского судебного ведомства, командующий Минной бригадой капитан 1 ранга И. Кузнецов, частенько бывавший в доме Колчаков…

Поезд в Петроград пришел на рассвете 10 июля 1917 года. Прямо с вокзала Александр Васильевич направился в Морское министерство. Керенский находился на Юго-Западном фронте, где готовилось крупное наступление русских войск. Помощник министра, контр-адмирал Михаил Александрович Кедров, принявший от Колчака год назад Минную дивизию, сообщил, что для расследования происшедшего на Черноморском флоте назначена особая комиссия под руководством капитана 1 ранга Н. С. Зарудного.

Колчак поселился на частной квартире. Настроение у него было отвратительное, никого видеть не хотелось, даже Крыжановских. Через несколько дней его и Смирнова вызвали на заседание правительства в Мариинский дворец с предложением сделать сообщение о политическом положении Черноморского флота. В докладе Колчак нарисовал мрачную картину состояния флота. Он утверждал, что проще распустить все комитеты и прекратить деятельность Морских сил, поскольку никакой пользы от флота нет. Правительство он винил в том, что оно попустительствовало распространению демократических свобод на армию и флот, где под видом свободы слова и собраний развернулась работа по подрыву воинской дисциплины и авторитета командования, по разложению вооруженной силы – работа, как он считал, явно вражеская, направляемая немецкой агентурой.

Выступление Колчака поддержал его бывший начальник штаба капитан 1 ранга Смирнов[14], кратко осветивший хронику политических событий на Черноморском флоте. Члены правительства угрюмо выслушали бывших руководителей флота, не задав им ни одного вопроса. Поблагодарив обоих за обстоятельную информацию, они отпустили Колчака и Смирнова, не приняв никакого решения и не дав никакой оценки сложившейся на флоте ситуации. Руководители Черноморского флота оказались, таким образом, не у дел.

В начале августа начальник американской военной миссии адмирал Дж. Гленнон предложил Александру Васильевичу принять участие в составе вооруженных сил США в Дарданелльской операции. Колчак дал согласие. Он поручил капитану 1 ранга Смирнову подобрать для предстоящей миссии подходящих офицеров-минеров. Бывший начальник его штаба перебрал многих кандидатов. Одни подходили по деловым качествам, но не желали выезжать за границу, другие соглашались поехать в Северо-Американские Соединенные Штаты, но не отвечали требованиям Колчака. Наконец, Смирнову удалось сформировать группу из опытных офицеров-черноморцев, одобренную адмиралом. В нее входили Смирнов и три молодых лейтенанта: минеры А. Безуар, И. Вуич и флаг-офицер Н. А. Лечинский. Образовавшуюся группу Александр Васильевич условно назвал Русской морской комиссией в американском флоте. Она была санкционирована А. Ф. Керенским, не подлежала огласке в печати.

В период подготовки к заграничному вояжу Колчака нередко навещали знакомые морские офицеры, уговаривали не уходить с флота. Некоторые из них предлагали ему сформировать из добровольцев легион и, возглавив его, отправиться во Францию. Воздержаться от поездки в Америку советовали и эсеро-меньшевистские лидеры Петроградского Совета. Всем им Александр Васильевич отвечал, что, поскольку в России ему не находится применения, он взял на себя определенные обязательства участвовать в борьбе против немцев и их союзников за границей, в частности, в составе американского флота в Дарданелльской операции. В письме к Тимиревой от 17 июня 1917 года Колчак подчеркивал: «Итак, я оказался в положении, близком к кондотьеру (наемнику), предложившему чужой стране свой военный опыт, знания и в случае надобности голову и жизнь в придачу. Я ухожу далеко и, вероятно, надолго; говорить о дальнейшем, конечно, не приходится…»

Наиболее полную моральную поддержку Колчаку в это время оказал Всероссийский союз офицеров. Специальная депутация от имени Союза преподнесла ему Георгиевское оружие и приветственный адрес с выражением сочувствия и уважения:

«Глубокоуважаемый Александр Васильевич! Пользуясь случаем поднесения Вам от имени Союза офицеров армии и флота оружия храбрых, дань наивысшего воинского уважения, просим принять наш искренний привет и выражение чувства глубокого уважения и признательности за Ваш мужественный и истинно гражданский поступок, который должен служить примером для всех воинов нашей дорогой, горячо любимой свободной Родины».

После всего случившегося Колчак послал телеграмму Керенскому, где, вкратце изложив обстановку, сообщил о невозможности продолжать службу в такой обстановке и передал командование контр-адмиралу В. К. Лукину. В ответной телеграмме министр-председатель А. Ф. Керенский в резких словах отчитал команды кораблей за их «враждебные Революции и Родине» действия и приказал Колчаку и Смирнову прибыть для доклада в Петроград.

Выслушав обоих, члены Временного правительства отпустили их, не приняв никакого решения. Но для себя А. В. Колчак решил, что командовать флотом он больше не будет.

Из Петрограда Морская комиссия выехала 27 июля. С отъездом А. В. Колчака из России навсегда порвалась его связь с российским флотом, с женой, сыном, с сестрой и ее семьей, с родным городом. Путь комиссии Колчака проходил по железной дороге через Финляндию, Швецию и Норвегию до Бергена. Чтобы не попасть в плен к немцам, Колчак эту часть пути ехал под чужой фамилией в штатской одежде, как и его офицеры. Из Бергена они на пароходе в сопровождении миноносцев вышли в море и направились к английскому порту Абердин. Переночевав здесь, утром следующего дня выехали по железной дороге в Лондон, куда прибыли 17 августа.

В Лондоне Колчак нанес визиты русскому послу К. Набокову, некоторым представителям английского морского командования, был принят начальником Морского Генштаба адмиралом Дж. Холлом. Английский адмирал, основываясь на собственном анализе политического, экономического и военного положения России, высказал мнение, что спасти ее может только военная диктатура. Позже Колчак был приглашен первым лордом адмиралтейства, адмиралом Джеллико. Министр высоко оценил результативность русских морских минных заграждений и просил Колчака поделиться своим опытом минной борьбы, при этом раскрыл собственные планы минирования акваторий Северного моря и Английского канала. Русский адмирал охотно дал необходимую консультацию.