Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь птицы не поют, деревья не растут.
И только мы, плечом к плечу, врастаем в землю тут
Горит и кружится планета, над нашей Родиною дым,
И, значит, нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим
Нас ждёт огонь смертельный, и всё ж бессилен он.
Сомненья прочь. Уходит в ночь отдельный,
Десятый наш, десантный батальон…
Конкретно в это время, то есть в августе, уже освободили Курск и Орёл. Потому я особо текст песни не менял. Изменил только одно слово «довела» на слово «повела» в выражении «от Курска и Орла война нас повела…». В общем получилось вполне неплохо, на мой взгляд. Но реакцию десантного батальона, который присутствовал, естественно частично, на этом концерте предугадать не получилось. Солдаты и офицеры этого батальона хлопали так, что, наверное, ещё неделю ходили с больными ладонями. Неожиданно один из бойцов 10-го батальона закричал.
— Братцы, да это же Фронтовая Ведьма. А песню она про нас сочинила. Качай её, браты, — этот инициатор, подбежал к сцене и легко запрыгнул на помост.
В это же время подтянулся ещё десяток воинов из 10-го батальона к сцене. Инициатор схватил меня на руки, вот же бугай не использованный, не знает куда силушку девать. Кинул он меня прямо в руки своим однополчанам, а те давай на радостях качать меня, точнее подбрасывать. Метра на три не меньше. Хорошо, что я в шароварах был, а то бы мог получиться конфуз, будь я в юбке. Еле вырвался. Забегая вперёд, скажу, бойцы десятки здорово гордились, считая, что «Ведьма» написала песню именно про них. В общем концерт получился вполне приличный. По окончании я написал слова и ноты, с помощью аккордеонистки Ольги Батуриной, для Маргариты Шведовой. Время пришло нам уезжать, прощался я с артистами тепло, а вот с Маргаритой даже «жарко». Она решила меня обнять на прощание, прижавшись всем телом. Что тут скажешь? Формы у Шведовой возбуждающие, так хотелось её за мягкие места потрогать, что внизу моего живота появилось какое-то тянущее чувство. Да и тепло растекалось в паху. Может это кого-то удивит, но я здесь воздерживаюсь от интимной жизни несколько месяцев. Не знаю откуда у меня взялось столько смелости, но Шведову я поцеловал в губы. В засос! Врать не буду, удовольствие получил. Резко отшагнул от Маргариты. Глаза её расширились, рот приоткрыт, нижнюю губу она трогает пальчиками. Явно артистка в некотором шоке. Чтобы не усугублять я побежал к нашим машинам.
Вернулись в расположение полка почти в полночь. Быстро разбрелись по палаткам. Когда укладывались спать, моя подруга Лида выдала.
— Женька, ты сильно любила своего?
— Кого? Чего? Лида, ты о чём? — не понял я.
— Ну своего лётчика. Сочинить такую песню можно только испытывая настоящее чувство, — Лида даже мечтательно закрыла глаза.
Я поперхнулся и закашлялся. Ну Лида! Ну выдумщица! Просто нет слов, только нецензурные выражения остались, которые я произносить не стал. Открыв и закрыв рот, я отвернулся и лег на свою кровать. До утра нас не беспокоили. А на следующий день начались новые полёты. Шагая к своему «яшке», я размышлял о произошедшем с Шведовой. Видеть нас никто не мог, было уже темно, когда мы прощались. Не на столько, что хоть «глаз выколи», но всё же. Надо что-то делать со своим либидо. Тело мне досталось девственницы, но разум раскрепощён нравами 21-го века. В полётах я устаю и давление сексуальности ослабевает. А вот в минуты затишья хочется чего-то такого. Так ничего не придумав, дошёл до самолёта, а потом стало совсем не до этого. В этот день мы с Аманом совершили пять вылетов. Усталость вновь отодвинула проблему накатившей неудовлетворённости.
Сентябрь, 1943 год. Южный фронт. И снова война
В сентябре наступление наших войск продолжалось. Каждый день летали на вылеты. На дворе установилось «бабье лето», так что делали по несколько вылетов в день. Часто сопровождали «пешки» или «тушки». Всякий раз возвращаясь из разведывательного вылета, мы с Аманом пролетали над передовой линией наших войск. При этом исполняли что-нибудь этакое. Крутили «бочку» или ещё какие фигуры. Надеюсь, это нравилось нашим солдатам. Но видимо не замполитам. Какой-то «дятел» настучал, а может и вовсе не замполит, а например особист. Точно не знаю, но кляузу настрочили. Возможно, это сделал кто-то, кто совсем не имеет отношение к политуправлению и особому отделу. Сделали просто из любви к искусству. В один из дней нас с якутом вызвал батя в свою землянку. Орал так, что чертям тошно станет. Мы с Аманом молчали. Якут вообще человек неразговорчивый, ну а я старался не раздражать нашего настоящего полковника. При каждом моём вздохе Гладышев считал, что я хочу возразить, потому после каждой фразы орал «молчать». А я что? Я молчу.
— Гвардии старший лейтенант Красько, до каких пор ты будешь вытворять что попало? Молчать! Из-за тебя у меня седины прибавляется ежедневно. Молчать! Дошло до того, что о ваших выкрутасах узнал Командующий фронтом. Молчать, — явно Гладышев возбудился не на шутку.
Честно сказать, таким нашего батю я видел впервые. Это ж какая бля… простите сволочь ему так «хвост» накрутила? В землянке никого не было, даже радиста. Видимо запал полковника закончился. Он хмуро посмотрел на нас, приблизился и показал мне кулак, сунув под самый нос, но при этом только рот открывал, не произнося ни слова.
— Яблоками пахнет, — пропищал я, голосом скорее похожим на блеянье овцы.
Гладышев как-то разом выпустил воздух, точнее он глубоко вдохнул и выдохнул сквозь зубы. Якут стоял ни жив ни мёртв, бледный как простыня. Я даже переживать за него начал, как бы он совсем русские слова не забыл с испугу. Тем временем полковник с минуту молчал, потом отошёл к столу и махнул рукой.
— Уйди с глаз моих, пока до греха не довела. На