— Ну, что загрустил, батыр?! В Ташкенте сейчас тоже жарко. Немца боишься?

Красноармеец понял только одно, что большому «курбаши» от него что-то нужно, и он старательно округлял щелки глаз, пытаясь понять, что от него хотят.

— Он русска не панимаит, — ответил вместо него такой же смуглый сержант. И быстро спросил бойца что-то на своем языке. Боец смущенно улыбнулся и что-то сказал.

— Он немца не баитса, — перевел сержант. — Беркут-шайтан баитса.

— Скажу ему, что на беркут-шайтаны есть другие беркуты с красными звездами. И они разнесут их так, что только перья полетят.

— Беркутлар кизил юлдузлар, — затараторил сержант, — билан немисларга оид беркут-шайтан.

Парень согласно закивал:

— Яхши, яхши!

Сандалов посмотрел на часы: пора было возвращаться.

— Какие будут указания, товарищ полковник? — понял смысл жеста майор Нищенков.

— Держаться, держаться и держаться! — сандалов крепко пожал руку майору. — Держись, Константин Борисович, сколько сможешь. Скоро танки подойдут.

Судьба майора К.Б. Нищенкова печальна. После разгрома своего полка и всей дивизии он ушел в леса. Возглавил партизанский отряд имени Кирова.

В 1943 году из-за линии фронта был переброшен командир спецотряда полковник Линьков, который без суда и следствия расстрелял К.Б. Нищенкова по ложному обвинению.

Сандалов не мог не заметить, что если в мирное время на визит командира такого ранга, как начальник штаба армии, подчиненные смотрели с опаской, то теперь, в боевой обстановке, они взирают на него с радостью. Одним своим присутствием он вселял надежду, что высокое начальство обо всем знает и скоро изменит все к лучшему.

До Вульки-Пузецкой добирались где ползком, где перебежками. У покинутого штабом здания их поджидала верная застоявшаяся «эмка». Через четверть часа Сандалов благополучно вернулся в Высоко-Литовск. Там его поджидали сразу две новости: одна — в виде простоволосого сельского священника в рваном подряснике, другая — в облике бравого старшего лейтенанта в летнем танкошлеме.

— Вот послушайте, как немцы прорвали наш левый фланг, — Васильев кивнул на старика. — Повтори, батя, что ты нам рассказал.

Батюшка, немолодой, худоскулый, пригладил редкие власы и положил руки на наперсный крест. Он старательно подбирал русские слова, путая их с польскими и белорусскими.

— Дык як раницай немцы у сяло прыйшли, так всих жыхаров согнали у статак, в стадо. И мяне наперадзе паставили, як казла на забой. Так и павяли на забой. На ваши окопы пагнали, а сами за спины наши схавалися. Так и пайшли. Ну, по жанчынам и дзецям, по старикам ваши хлопцы страляць не стали. Немцы падышли ближэй ды в атаку кинулися, а мы все попадали на зямлю, каб пули не попали. Зверы — и то так не робят. Прабач, Господзи!

Старик осенил себя крестным знамением.

— Вот, сволочи, живой щит впереди поставили! — не удержался комдив. — Ну, как с такими воевать? Варвары двадцатого века!

— Рассказ бати записать, — глянул Сандалов в сторону комиссара дивизии. — И в газету. Чтобы все знали. Ясно?

— Так точно! В окружную газету, виноват, во фронтовую газету пошлем.

— А откуда у нас танкисты?

— Старший лейтенант Хромов. — Представился танкист. — Прибыл делегатом связи от 30-й дивизии.

— Вот это ты молодец, что прибыл! Давай рассказывай.

Старший лейтенант покосился на священника, тот все понял и быстро удалился.

— Товарищ полковник, дивизия поднята по тревоге. Подверглась удару авиации противника. Есть потери — до десяти машин. В настоящее время выдвигается в назначенный район Видомля — Высокое. Но, по данным разведки, немцы уже захватили Видомль и движутся в Пружаны навстречу нашей дивизии.

Сандалов расправил вынутую из планшетки карту. Васильев встал рядом, заглядывая через плечо.

— Направьте два батальона с противотанковой батареей на рубеж Волчин — Видомль. Пусть закроют разрыв между вашей дивизией и танковой. Заодно поможете Богданову контратаковать противника. Я сейчас поеду именно туда.

Делегат связи сделал шаг вперед:

— Товарищ полковник, на Видомль надо добираться в объезд — через Каменец. Иначе напоретесь на противника.

— Ну, вот и хорошо, — усмехнулся Сандалов. — Двинемся вместе, на вашем танке. Я ведь в некотором роде тоже танкист — служил когда-то начальником штаба в механизированном полку. Так что тряхну стариной! А «эмки» пусть идут на Жабинку в объезд.

Сандалов забрался на горячий от долгого бега Т-26, влез в тесноватую башню. Наводчику пришлось устраиваться снаружи, за башней на уложенном брезентовом чехле, который почему-то не оставили в городке. А зря — лишний горючий материал. Командиры закрыли за собой люки, но тут в башню постучали чем-то железным.

— Эй, чугуны! Отворитеся!

Сандалов выглянул из люка: стучал прикладом винтовки немолодой старшина с медицинскими змеями на петлицах. Увидев полковника, старшина слегка опешил, но не растерялся:

— Товарищ полковник, раненого подбросьте до госпиталя. Ему ноги оторвало. У нас он не выживет.

— А где медсанбат?!

— В Каменце. Вы ведь туда едете?

— А где ваш транспорт?

— Транспорт-то есть. Горючего нема. Да кабы и было, растрясет его на грузовике. А на танке — в самый раз.

Старшина был прав. Танки не трясутся, танки качаются, ход у них более плавный, чем у той же полуторки.

— Давай сюда раненого! Постелите ему за башней.

Старшина с наводчиком быстро расстелили чехол поверх крыши моторного отделения и уложили короткое тело обезноженного бойца. Обе культи были туго перевязаны бинтами и замотаны поверх марли лентами солдатских обмоток. Однако красные пятна проступали и сквозь них. Узбекское лицо раненого потеряло всю свою восточную смуглость, оно побелело от потери крови.

— Вперед! — скомандовал Сандалов, и механик-водитель включил передачу.

До Каменца добрались довольно быстро. Слава богу, ни один «мессер» не спикировал на одинокий танк за те полчаса, которые ушли на дорогу. Сандалов и Хромов стояли каждый в своем люке и поглядывали то небо, то на подводы беженцев. Лошади шарахались от громыхающей, лязгающей стальной махины Порой их обгоняли грузовики, набитые всяким казенным скарбом — сейфами, ящиками, чемоданами, поверх которых восседали сотрудники партийных ли, государственных органов. Обогнал их автобус с синеверхими фуражками НКВД в окнах. Шли нестройными рядами мобилизованные мужики под присмотром военкоматских работников. Весь этот поток устремлялся на восток, в ближайший райцентр, где все надеялись найти приют, порядок, надежную оборону…

Сандалов напряженно высматривал, не мелькнет ли где красный крест санитарной машины… Он старался не думать, каково сейчас этому страдальцу за башней. А ведь и он мог бы оказаться на его месте, невзирая на огромную разницу в служебном положении. Пуля — дура, а авиабомба еще дурее… Наконец, гусеницы загрохотали по брусчатке старинного городка. В Каменце сдали полуживого безногого бойца в госпиталь и резко повернули на юг — в сторону Жабинки. Захваченный Видомль оставался по правую руку на западе.