– Что ж, до свидания, – сказала мне Бонни, готовая уходить. – Я так понимаю, что мне нужно дождаться, пока вы не уедете.

– Да, так заведено. Но мне нужно кое-что у вас спросить перед уходом.

– Если это касается Люси, спросите у нее самой. Она знает о себе больше, чем я о ней.

Она снова нервно хихикнула.

– Нет, это не о ней. Я и сама ее хорошо знаю. Мне нужно ваше разрешение, чтобы взять Люси с собой в отпуск. Думаю, Стиви вам об этом говорила.

– Да, да, она говорила, – отмахнулась Бонни. – Я не против. Надеюсь, вы хорошо проведете время.

– Спасибо, – сказала я. Я собиралась рассказать Бонни, когда и куда мы поедем, но ее это не интересовало. Она повесила сумку на плечо, готовая уходить, как только мы уедем. – Тогда до свидания.

Мы попрощались. Я отошла в сторону, чтобы дать ей возможность попрощаться с Люси. Я думала, что она обнимет дочь или поцелует – так поступают даже друзья. Но она этого не сделала. Стоя прямо перед Люси, она сказала:

– До свидания, дорогая. Береги себя.

– До свидания, – ответила Люси, не ожидая ничего другого.

Это было самое печальное прощание в моей жизни. Люси сразу же подошла ко мне и взяла меня за руку. Мы направились к выходу.

– Веди себя хорошо, – сказала Бонни.

– Она всегда ведет себя хорошо, – ответила я.

Мы вышли в коридор и направились к выходу. Бонни не показалась мне злой и равнодушной – просто она была совершенно далека от дочери. Между ними не было связи – только генетическая. Я была потрясена. Мне было страшно жалко Люси, но вся эта ситуация много мне объясняла. Я была так поражена увиденным, что прошла мимо книги посетителей, не расписавшись.

– Кэти, – остановила меня Люси, – вы забыли расписаться.

Мы вернулись к книге посетителей и расписались, указав время ухода. На улице мы не сказали друг другу ни слова. Люси снова взяла меня за руку. Я поглядывала на нее, чувствуя, что нужно что-то сказать, но не знала, что. Конечно, она знала свою мать лучше, чем я, и была готова к тому. У меня же были совершенно другие ожидания – помню собственные ощущения, когда встретилась с дочерью после шести месяцев разлуки. Совершенно ясно, что и Стиви ожидала другого – весьма нереалистические ожидания. Если она позвонит, я расскажу ей обо всем. Впрочем, она и сама увидит отчет сотрудницы центра. Как бы то ни было, регулярные встречи невозможны, и причины этого были мне непонятны.

В машине я повернулась к Люси. Она пристегивала ремень безопасности.

– Все хорошо, дорогая? – спросила я осторожно. – Ты как?

– Все нормально, – спокойно ответила она. – Мама такая, потому что в детстве ей было очень тяжело. Она не позволяет никому приближаться к ней, потому что другие люди ужасно относились к ней.

Я потрясенно смотрела на Люси. Сердце у меня разрывалось от боли – не только из-за нее, но и из-за Бонни. Как легко Люси могла стать такой же, если бы не оказалась под опекой.

– Она не виновата, что стала такой, – добавила Люси. – Я больше ее не виню.

– Нет, конечно, это не ее вина, – печально сказала я.

Люси и раньше рассказывала мне о матери и о своей жизни до того, как она оказалась под опекой. Обычно это случалось по воскресеньям, когда Адриан и Пола уезжали к отцу и дома оставались только мы. Но этого она прежде не говорила.

– Думаю, у твоей мамы была очень тяжелая жизнь, – сказала я, глядя прямо на Люси. – Думаю, она старалась изо всех сил. Жалко, что ей никто не помог так, как сейчас помогают тебе. Я рада, что ты простила ее.

Дети, оказавшиеся под опекой, часто злятся на родителей, и гнев этот остается с ними на всю жизнь.

* * *

Вечером я уделила Люси больше времени. Мистер Банни уже лежал рядом с ней на подушке. Иногда она просила меня поцеловать ее на ночь – сегодня тоже. Хотя встреча с матерью должна была повлиять на нее, пробудив в душе эмоции, воспоминания, надежды и разочарования, но девочка старалась этого не показывать. Мне оставалось лишь гадать, что происходит в ее душе.

– Ты хочешь о чем-нибудь поговорить? – осторожно спросила я, присаживаясь на постель.

– Нет, – помотала головой Люси. – С мамой все будет в порядке. Она умеет справляться.

Люси явно уговаривала сама себя – и меня тоже.

– Конечно, так и будет. А когда она справится, то свяжется со Стиви и снова встретится с тобой.

Люси задумалась, потом сердито нахмурилась.

– Думаю, к этому времени я уже уеду от вас.

– Да, если это случится через шесть месяцев или позже, то ты, наверное, уже будешь в своей постоянной семье. Но тебе обязательно позволят общаться с мамой.

Люси снова нахмурилась.

– Я хотела бы остаться здесь, с вами.

– Дорогая, – вздохнула я, гладя ее по голове. – Я знаю, как это тяжело для тебя.

– Мама спросила, останусь ли я с вами, и я ответила, что нет. Но почему я не могу остаться, Кэти?

Это было очень трудно. Люси знала, что ее ждет, – и Бонни тоже. Я не знала, о чем они говорили при встрече.

– Помнишь, я говорила тебе, что Стиви пытается найти твоих родственников? – спросила я.

Люси кивнула.

– А если никто из них не сможет присмотреть за тобой, она будет искать тебе постоянную семью, где кто-то из родителей будет тайского или азиатского происхождения, чтобы ты чувствовала себя комфортно.

– Но мне же хорошо у вас, – сказала Люси.

– Конечно, дорогая. Я тебя очень люблю, и Адриан с Полой тоже. Но это не мое решение. Социальные работники стараются устроить детей в семью того же этнического происхождения. Помнишь, я объясняла тебе, что это значит?

Люси печально кивнула.

– А если я позволю вам повесить тот флаг в моей комнате? Я смогу тогда остаться?

– Дорогая, – сказала я, борясь со слезами, – если бы это было так просто.

Люси плутовато улыбнулась.

– Если Стиви позволит мне остаться, я перестану мучить ее Тошей, когда она приходит.

Я рассмеялась.

– Ты должна перестать мучить ее уже сейчас. Стиви приедет на следующей неделе, и я не хочу, чтобы она постоянно сморкалась.

– Я не буду с ней встречаться, – четко произнесла Люси.

– Я знаю, и никто тебя не заставит. Но если ты захочешь, то можешь выйти на несколько минут. Ты сможешь остаться с нами ровно столько, сколько захочешь.

Люси покачала головой. Социальные работники обычно рассчитывают, что ребенок ее возраста будет присутствовать при встрече – разве что есть веская причина для его отсутствия.

– Нет, ни за что, – мрачно сказала девочка. – Я ненавижу социальных работников.