Мне глаза закрыть хотелось, они слезились от напряжения. Осознать. Что в первые месяцы жизни, когда операция была бы максимально плодотворной, Настя просто молчала. Ждала, когда моя дочь умрёт. Мне выть хочется, но я терплю. Я боюсь её спугнуть и делаю шаг за шагом. Медленно.

Движение я замечаю боковым зрением. Сначала мне кажется, что мерещится — слишком напрягаю зрение, боясь даже моргнуть лишний раз. А потом понимаю, что нас берут в клещи. Только сзади и с одной стороны люди Демида. А с другой стороны мой муж. Прижимается спиной к одной из бетонных коробок.

— Настя, — тихо прошу я. — Я не держу на тебя зла. Пойдём в тепло, пожалуйста.

— Он давно уже тут, — указывает подбородком на Андрея. — Думает, если убил по моей просьбе Мишу, то я отдам ему девочку. А я не хочу отдавать, она моя теперь!

Мне кажется, что все вокруг неправда. Андрей перестаёт скрываться, теперь я вижу его хорошо. Он тоже шаг делает к Насте. Насколько сильно его желание сделать мне больно? Думает ли он сейчас о последствиях для себя? Наверное, нет.

— Настя, — едва различимым шёпотом умоляю я. — отпусти её, пока не поздно.

Дальше все происходит одновременно, но я вижу каждое движение, запоминаю его навечно, хотя бегу. Слышу чей-то крик. Дыхание Демида, он бежит рядом со мной. Стремительный бросок вперёд Андрея — он ближе всех нас. Он толкнет их вниз сейчас и Дашки не станет на моих глазах. Я потеряю вторую дочь и даже сделать ничего не сумею.

Шаг, второй. Одна десятая доли секунды. Вторая. Воздух вязкий, как кисель, густой и плотный. А потом лёгкое движение Насти. Она отпускает Дашкину ладошку и толкает её в спину, в моем направлении. Не успеет, Дашка просто не успеет, несмотря на то, что Настя дала ей шанс.

Демид кричит, срывая голос. Какой-то десяток метров за эти секунды растягивается в марафонский забег, больше, чем уверена, что эта крыша и этот сюрреалистичный забег будут сниться мне всю жизнь.

Я недооценила Дашку. Она такая умная, моя девочка. Сначала широко распахивает глаза и смотрит на приближающегося Андрея. Она уже поняла, что жизнь далеко не так легка и приятна, как раньше казалась. Моя маленькая девочка очень рано стала реалисткой. И она понимает, что ей не убежать. И…не бежит. Падает плашмя на крышу, закрывает голову ладонями.

Андрей не успевает изменить траекторию своего движения, наклониться, ноги его скользят по льду. Я вырываюсь из временного капкана, падаю рядом со своей дочкой. Обнимаю крепко, оттаскиваю прочь от края крыши, который так пугает. Такая она холодная, замерзла совсем. Начинаю снимать пальто, но Демид уже снял свое и торопливо заворачивает нас в него.

— Всё хорошо, — шепчу я молчащему ребёнку. — Теперь все хорошо, мама рядом, мама всегда будет рядом.

На краю крыши никого нет, но разве это имеет хоть какое-то значение? Никакого.

Дома тихо. Темно еще совсем. Дашка спит со мной, кажется, она ещё не скоро меня отпустить сможет. Чаще молчит. Прижмется и сопит, сопит, а у меня сердце стучит через раз от волнения. И не верится в то, что вот сидит на моих коленях, сейчас, рядом, всегда теперь рядом будет, тоненькая, похудела совсем, локти-коленки торчат, моя, родная. И нисколько не важно, что родила её не я.

Поцеловала в лоб — не шелохнулась. Засыпает она плохо, а потом спит, как убитая, словно все это время без меня не спала, терпела, и только сейчас вот дорвалась до спокойного сна.

Встала. Полы тёплые, иду босиком. В холле огромная елка пушистая, её привезли только в ночь нового года, а наряжали мы её уже утром. Красивая.

Всё, не как у людей. Я даже о том, что беременна, узнала от Демида. Пришел утром новогодним, пока Дашка умывалась и огорошил.

— Ты беременна, — констатировал он. — Анализы пришли.

— Ого, — только и смогла выговорить я. — Спасибо, что сказал.

Несколько дней прошло, а я как не знала, что с этим фактом делать, с этой нечаянной, такой ненужной беременностью, так и не знаю до сих пор. И поэтому иду сейчас к Демиду, крадусь в потемках, словно вор.

Я знаю, что дверь в его комнату запирается, но все же толкаю, и она послушно открывается. Словно теперь прятаться не от кого. А может это приглашение?

— Спишь? — в темноту спрашиваю я.

— Спал, — согласился Демид. — Нельзя было?

Наощупь нашла кресло, села. Сижу. Что говорить в таких случаях?

— Зови меня снова замуж, — начала я. — Тот раз не считается, там состояние аффекта было у всех. Кольцо купил хоть?

— Купил. Пойдёшь за меня замуж?

— Пойду, — и кивнула, хотя он не видит в темноте.

И молчим оба. Так обидно стало вдруг. И он знает, и я, что это ради Даши. Мне гарантии нужны. Я больше не хочу терять свою дочь. И моя свобода не значит ничего, если ради того, чтобы Даша рядом росла, необходимо кольцо на палец надеть, я надену.

И чего тогда, спрашивается, обидно? Непонятно вовсе.

— Дурочка, — шепчет он. — иди сюда.

Я обиженно не иду, тогда встаёт сам, подхватывает меня на руки, благо я, как и Дашка, отощала. Несёт в постель. Бережно, как ребёнка. Накрывает одеялом, утыкается куда-то в шею мне и щекочет дыханием. Так и лежим. И мне неожиданно хорошо.

— Мне нельзя рожать, — тихо говорю я. — Ты же понимаешь, что эта беременность совсем не к месту. Дашка ещё долго в себя приходить будет, ну, какой второй ребёнок?

— Но он же есть уже, — возражает Демид. Касается ладонью живота. — Здесь. И это факт. И мы не будем избавляться от него из-за наших страхов. Все будет хорошо. Его нет больше. Не нужно никуда бежать.

Закрываю глаза. Андрей не умер сразу. Долгую неделю сражался за жизнь в реанимации. Он даже умирал подло — упал на Настю, она едва не спасла ему собой жизнь. Но все же сердце не выдержало. Иногда я думаю, стало ли мне от этого легче? Непонятно. Может станет, со временем.

— Но Даша…

— Ты сильная. А она так на тебя похожа. Твоя дочь. Мы справимся.

Я заплакала. Я не хотела рожать, да. Потому, что страшно. Беременность первая мне не забудется никогда. Но и отказаться от того, кто уже внутри — невыносимо. И мне, такой сильной, вдруг хочется, чтобы кто-то взял и просто хоть что-то решил за меня. И сейчас я Демиду благодарна.

— Пореви, — улыбается он. — Девочкам это необходимо порой.

Дашка спит с куклой. Вторую, её сестрёнку, мы отвезли в деревню. Если честно, я бы в этот момент хотела быть одна. Это слишком сокровенно. Но Дашку пока нельзя оставлять, она была со мной. Дорожки на кладбище уже расчистили с утра, я села на холодную лавочку, долго сидела и смотрела на светловолосую девочку с фотографии. Моя, тоже моя. И тоже всегда будет в самом сердце. Куколку на могиле оставила Даша. Я не знала, как ей все это объяснить, но кажется, она сама все понимала. Вот вырастет, и я найду нужные слова.