— Муж тут совсем ни при чем, — разъяснила она спокойно. — А работать я начала рано, вот года и набежали. Я без дела сидеть не люблю. А ты наших баб поменьше слушай, они тебе еще и не то наплетут. Им кажется, что в городе чуть ли не одни миллионеры живут и не работают, непонятно только, как миллионы наживают.

После обеда я рискнула выйти прогуляться и как-то незаметно отшагала по тропинке с километр. Возвращаться не хотелось, но и вперед было боязно идти, а ну как Тимофей меня откуда-нибудь увидит и подумает, что я из-за него пришла? Вдруг мимо меня пропылила ярко-красная машина. Я решила еще немножко, ну совсем чуть-чуть пройти вперед, а к самой ферме ни за что не подходить.

Людей видно не было, но какие-то звуки витали в воздухе, и любопытство погнало меня вперед. Прошла я мимо небольшого загона, где щипали траву три небольшие лошадки с необычными гривами, может быть, пони? Стали видны настежь открытые ворота конюшни, но и возле них никого не было. Повертев головой, я увидела, что небольшая кучка людей толпится возле какой-то изгороди. Первым я узнала Мишку Хорька. Он сидел на верхней перекладине изгороди и куда-то пристально таращился. Мои робкие шаги он услышал, кивнул мне и отвернулся вновь. Рядом с ним стояла женщина в белом платье. Чем-то сильно возбужденная, она топталась в траве, пачкая свои изящные босоножки и даже не замечая этого. Спутник женщины выронил пиджак, уцепившись двумя руками за жердину, и так сопел, словно воздушный шар надувал носом.

— Ща он еще и не такой фортель выкинет, любо-дорого посмотреть будет! — прогудел сбоку, из-за приезжих не сразу мною замеченный Марюткин.

В большом загоне оказалась всего одна лошадь. Она сильно металась из конца в конец, то резко шарахаясь, то вставая на дыбы, и все это она проделывала для того, чтобы сбросить с себя всадника, но тот как бы даже не замечал ее усилий, сидел как влитой, словно сам был частью этой лошади. Всадник, обнаженный до пояса и сильно загорелый, хорошо смотрелся на рыжеватой лошади. Это было удивительно красиво, и я залюбовалась. Теперь я уже не удивлялась, что приезжие с таким упоением смотрят представление. И посмотреть было на кого, мужик показывал чудеса ловкости, можно было подумать, что он родился в седле. Интересно бы знать, кто это такой? Наверняка не из нашей деревни. А где же Тимофей? Я разозлилась на него, потому что все-таки пришла сюда, а его и след простыл!

Тут лошадь выкинула трюк. В самый разгар бешеного галопа она вдруг осела на передние ноги, всадник вылетел из седла, под единодушный вопль, вырвавшийся из всех глоток разом, пролетел над головой коня, в каком-то немыслимом движении извернулся в воздухе и встал на ноги, ни дать ни взять заправский циркач. Приезжая женщина зааплодировала так, что у нее наверняка потом болели ладони. Ее мужик крикнул «Браво!», а я прижала руку к сильно бьющемуся сердцу. В моем положении вредно волноваться, а я только что пережила двойной шок: сначала сильно испугалась за жизнь незнакомого наездника, а потом узнала в этом ловкаче собственного мужа, пусть и бывшего. И как это я его со спины не признала? Хуже всего, что он меня тоже заметил, бросил поводья присмиревшей лошади подошедшему к нему Мишке и направился прямиком ко мне, невзирая на призывы кокетливой дамочки.

— Привет. Как ты? — бросил он мне.

Пахло от него собственным потом и лошадиным, да и навозцем тоже припахивало, но сейчас мне почему-то эта убийственная смесь показалась почти приятной. Я застеснялась.

— Ничего, потихоньку, — хрипло скорее прошептала, чем выговорила я и развернулась уходить. Резкий разворот тела натянул на мне просторный сарафан, предательски обрисовал округлившийся живот, который Тимофей моментально заметил. Он сильно побледнел, и глаза у него сузились.

— Дрянь! Какая же ты дрянь! — выговорил он негромко, но отчетливо.

— Во! Я ж говорю, тебя поздравить можно! — невпопад возгласил подсунувшийся к нам Марюткин.

Как ни странно, но на месте я не умерла, зато как дошла до дому, совершенно не помню. Федосья не растерялась, сразу принялась растирать мне руки, натерла чем-то пахучим виски, потом подала кружку с каким-то из своих снадобий. Варево горько пахло, и я стала отпихивать ее руку, но она молча и ловко влила в меня содержимое кружки.

— Ну что ты, что ты, — уговаривала она меня. — Разве можно так расстраиваться? Подумай о своем ребенке, каково ему там сейчас?

Пусть родится ребенок, я буду любить его, и постепенно жизнь опять заполнится запахами, звуками, красками. Я хотела девочку. Девочка — это так здорово! Федосья мне призналась как-то, что она тоже мечтает о девочке, а там уж как бог даст. Пару раз я съездила в район, в женскую консультацию, решилась наконец. Присоседилась к Петру Семеновичу, как-то пережив вопрос: почему меня не возит муж? По деревне как раз прошел слух, что Тимофей купил новую машину. Известила меня об этом конечно же Симка. Сдала анализы, все оказались нормальными. Мне посоветовали еще на ультразвук сходить, сказали, что не вредно. Я плохо себе представляла, что это за штука такая. Молоденькая женщина, что работала на этом аппарате, сообщила мне уверенным тоном, что у меня девочка. Ох, как я обрадовалась! Значит, Бог на моей стороне!

Федосья сетовала, что я перестала гулять, а я не могла объяснить ей, что, куда ни пойду, всякий раз выворачивается откуда-то Тимофей. Встречи с ним я бы как-то пережила, если бы он один был, так нет же. Как ни иду, а он мне навстречу с кем-нибудь, то с Наташкой Зареченской, то с молодой училкой под ручку и на ушко ей что-то шепчет, а потом и в новой машине ее катал, я видела. Федосья не видела все эти его шествия павлиньи, только языков в деревне много, кто-то ей сказал. Со мной Федосья ни о чем говорить не стала, но Тимофей перестал попадаться мне на дороге.

Раз дороги расчистились и встреч не предвиделось, я решила к Симке сходить, небось обижается, что не иду. Ребенок ее меня восхитил, за то время, что я его не видела, он сильно изменился и так вырос, прямо на удивление.

— Ой, какой он уже большой, Сим! Ой, ну надо же!

— А то! Завтра четыре месяца будет. Совсем мужик! — с гордостью доложила подружка, хлопоча у стола, пока я тетешкалась с маленьким Артемкой.

— Сим, смотри, игрушку как крепко держит, а помнишь, у него и кулачок не сжимался? — продолжала я умиляться.

— Ох и мешкотное это дело, с ребенком возиться. Мамка никуда не пускает. Добро бы я его грудью кормила, тогда понятно, а из бутылочки она и сама покормит, так ведь нет! Как я дома, она с ребенком сю-сю-пусю, а стоит намылиться мне куда, сразу орет, что не подойдет к нему, — изливала свои жалобы Симка.

— А куда ты все намыливаешься, куда тебя несет-то? — полюбопытствовала я.

Симка со стуком бросила чайные ложки на стол и вызывающе подбоченилась.

— А хоть бы и в клуб, что, нельзя мне?

— В клуб? — округлила я глаза. — А как же Леня?

— Ну ты как мамка моя! Что же мне, засыхать теперь, коли мой дуралей за решетку угодил?

— Ну, не больно ты сохнешь, Сим, вон какую мордуленцию наела, — примиряюще сказала я.