из гостиной, лорд Сен-Клер заметил, как в дальнем конце коридора мелькнула торопливая тень. Опасаясь, что их подслушали, он бросился следом. Сперва казалось, что он настигает, но вдруг неясная фигура, свернув за угол, исчезла из виду. Огорченный неудачей и встревоженный мыслями о том, с какой целью быстроногий незнакомец шныряет вокруг, молодой человек хотел было вернуться и рассказать леди Эмили обо всем, что видел, но в этот миг у входной двери послышался ворчливый голос маркиза Чарлсуорта. Наш герой счел за лучшее удалиться, пока почтенный старик его не обнаружил, разрушив тем самым весь план побега. А посему лорд Сен-Клер направился в конюшню, где его дожидался мальчик-слуга с лошадью. Вскочив на прекрасного арабского скакуна, лорд Сен-Клер позволил себе один лишь взгляд на западную башню, один лишь вздох о даме своего сердца – и пустил коня в галоп. Стрелою вылетел он со двора и через несколько минут был уже на полдороге к Витрополю.

5

Оставим на время лорда Сен-Клера и леди Чарлсуорт и посмотрим, что делает полковник Перси, пока против него готовится заговор. Полковник занимал большой и роскошный особняк на площади Дим-Дим – в то время фешенебельном районе города, хотя сейчас это любимое обиталище крючкотворов-законников, унтер-офицеров, авторов, не имеющих покровителей, и прочих прощелыг и шаромыжников. Дом полковника, вкупе с дорогостоящим штатом прислуги, экипажами и прочим, содержался отчасти на счет владельца, отчасти на его выигрыши за бильярдом и карточным столом, отчасти же – на средства ростовщиков, щедро ссужавших полковника деньгами в расчете на его будущее наследство. В доме этом, под вечер того дня, о котором шла речь в предыдущей главе, в великолепной парадной гостиной, обставленной со всем изяществом, какое могут измыслить вкус и богатство, сидел в одиночестве полковник Перси. Блестящий офицер самым штатским образом раскинулся на обтянутой шелком софе. Томный взгляд и бледность лица свидетельствовали о бурно проведенной ночи, меж тем как пустой графин со стаканом на столике поблизости говорили о том, что полковник прибег к вину как к средству развеять апатию – попытка, впрочем, не удалась. Он лежал, прижав ладони к высокому аристократическому лбу, как вдруг распахнулось окно и в комнату вскочил человек в рыжих кудрях и рваных невыразимых[48].

– Скотина! – сказал Перси, вздрогнув, с громким проклятием. – Как вы смеете бесцеремонно врываться ко мне в дом! Как смеете вообще ко мне приближаться после того, как вы со мной обошлись!

Такой прием ничуть не обескуражил неукротимого пришельца, в котором читатели наши, без сомнения, узнали героя ослов и тележки. Он, напротив, шагнул вперед с улыбкой на лице и, схватив полковника за руку своей костистой лапой, ответил:

– Как дела, шалунишка? Боюсь, у вас не все так ладно, как могли бы пожелать ваши лучшие друзья: эта бледность и лихорадочно горячая рука говорят о многом.

– Будьте вы прокляты! Вы самый наглый мерзавец из всех, кто заслужил пеньковый галстук! – отвечал Перси, свободной рукой нанося незваному гостю удар в лицо с такой силой, что другого, несомненно, сбил бы с ног, однако рыжий крепыш только заржал, словно полковая лошадь. – Будьте вы десять тысяч раз прокляты, говорю я вам! Клянусь телом и душой, как вы посмели явиться сюда один и без оружия?

– Что я сделал тебе, о император плутов?

– Что ты мне сделал, животное? Разве не заплатил я тебе взятку в двести гиней, чтобы ты помешал капитану Уилеру участвовать в состязании, заняв его место со своей мерзопакостной ослиной тележкой? Разве не дал я тебе еще пятьдесят гиней аванса, чтобы ты позволил мне выиграть? И разве ты, сто раз поклявшись в верности, не нарушил все свои клятвы и тем самым не лишил меня двадцати тысяч фунтов, потому что именно такую сумму я поставил на свою победу?

– Ну а если и так, – отвечал джентльмен с волосами цвета морковки, – разве вы сами на моем месте не сделали бы то же самое? Ваши двести пятьдесят фунтов уютно лежали у меня в кармане, и вдруг – то ли на беду, то ли на счастье, это уж как вам будет угодно, – против меня заключили свыше сорока пари. Я принял их все и в целях самозащиты вынужден был сделать все возможное для победы! Но послушайте, – продолжал он, – я вовсе не о том пришел говорить. Я явился к вам с целью попросить взаймы несколько сотен фунтов. Все полученное на прошлой неделе, до последнего фартинга, я потратил на выпивку и разные другие вещи.

Требование это было высказано спокойным, самоуверенным тоном, словно самая разумная просьба на свете. Этого полковник Перси уже не вынес. Дрожа всем телом и смертельно побледнев от ярости, он выхватил из кармана заряженный пистолет и выпустил в наглеца всю обойму. Как и прежде, ответом ему был лишь сатанинский смех. Пули отлетали от головы рыжего пройдохи, а одна рикошетом задела полковника, оцарапав его до крови. Вторично потерпев неудачу, Перси отшвырнул оружие и в бешенстве заметался по комнате.

– Что я за глупец! – воскликнул он. – К чему напрасно тратить силы? Мог бы и раньше догадаться, этого демона не возьмешь ни огнем, ни пулей! Он только смеется над моими бесплодными усилиями!

– Ха-ха-ха! – загремел его мучитель. – Верно, Шельма, так присядь, и поговорим наконец разумно.

Перси, выбившись из сил, машинально рухнул в кресло.

– С’Дохни, – произнес он, успокаиваясь. – Вы не человек. Клянусь жизнью, вы истинный демон, злой дух во плоти! Обычный человек не мог остаться в живых после таких градин.

С’Дохни (так звали бесстыжего обманщика) ничего не ответил, но, поднявшись с места, подошел к буфету или серванту, уставленному бутылками с вином и прочее, и сперва осушил стаканчик, затем налил другой и, держа его в руке, приблизился к Шельме… то есть я хочу сказать – к Перси.

– Глотни, очаровашка, – молвил он, поднося стакан к губам полковника. – Попробуй это лекарство, не то, чего доброго, в обморок свалишься. Нужно малость успокоить твое бедное сердечко.

Полковник в то время еще не был пьяницей; едва пригубив, он вернул стакан С’Дохни, и тот единым духом проглотил оставшуюся жидкость. Разговор стал более оживленным. Злоба полковника, видимо, поутихла, как только тот убедился, что толку от нее не будет, ибо он не в силах причинить вреда своему противнику. Впрочем, не менее половины фраз, что адресовали они друг другу, состояли из проклятий и богохульств. С’Дохни требовал дать ему в долг двадцать фунтов, Перси отказывался, уверяя, что у него не наберется такой суммы. С’Дохни пригрозил, что донесет властям о неких преступных махинациях,