Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страшная и жутковатая картина вырисовывалась в воображении Татьяны Фёдоровны. Личность Симакова Сергея Андреевича не требовала дополнительной проверки, и когда Свиридов положил перед ней довольно солидное досье на этого человека, она уже догадалась о многом. Жуткий сценарий разворачивался вне зависимости от её желания или хотения, и заключался именно в том, что он Симаков, являлся родным отцом Симаковой Ольги Сергеевны — она же Зайцева Кристина Вениаминовна, что сейчас находилась в одном из номеров в гостинице. От осознания своей догадки Плотникову бросило в жар. Расстегнув воротник рубашки и скинув пиджак она налила стакан воды.
— Лучше бы водки! — Сказала она вслух. Ведь Симаков был тем самым пациентом, что поставил крест на карьере Евгения, и сейчас этот самый пациент свободно перемещается на своих родных ногах, и сопровождает его никто иная, а — Сорокина Марина…
Месть страшное слово, без которого в нашем несущимся вперёд сумасшедшем мире становится тяжело жить. Мстят вся и всем: жена мужу за измены и неоправданную любовь, муж жене за оскорблённые чувства его достоинства, взрослые дети своим родителям за разбитые фантазии и мечты, родственники мстят родственникам за не разделённое наследство, коллеги по работе друг другу за мнимое богатство и положение в социальной иерархии, любовница любовнику за плохой и дешёвый подарок ко дню восьмого марта, он ей за непонимание и грубость. Месть не обходит стороной никого, она часто встречается среди бывших компаньонов начинавших общий бизнес, среди верных друзей, затаивших обиду друг на друга из-за женщины или денег. Месть как заноза сидит глубоко в социальной среде общества, и как итог процветает в больших коллективах. Как верное и проверенное средство решения огромного количества проблем — месть проявляется ни одна. С одной стороны её сопровождают позднее раскаяние, сожаление, боль утраты, горечь поступка и неминуемое наказание. С другой же предательство, ложь, обман, лицемерие и тщеславие. Возникая из мелкого, ничтожного и порой жалкого поступка она растёт, и даёт плоды, в воспалённых умах людей. В итоге находятся обезображенные трупы с отрубленными конечностями, дети начинают свою жизнь с детского дома или скамьи подсудимых, нарушается прочная связь, существовавшая не одно десятилетие среди родных и близких. Большинство людей теряют работу и как утешение начинают с бутылки, считая, что это единственный выход. Татьяна Фёдоровна застыв со стаканом воды, имела, пожалуй, все доводы для мести, и расскажи она историю, что с ней приключилось в прошлом, многие поддержали бы её…
Прошло десять дней, как она узнала, кто будет руководить центром реабилитации. Одна декада с момента подписания приказа об увольнении Калиникова Евгения с формулировкой «По собственному желанию». Все, абсолютно все в центре знали, чего стоило Евгению уволиться по таким основаниям. Руководство областной больницы осталось непреклонным к его доводам и убеждениям. Оно не желало и не хотело огласки произошедшего. Все на кого мог положиться Евгений, разводили лишь руками, и с дежурной улыбкой сожаления отходили в сторону, предпочитая не вмешиваться. Враги, а они есть у каждого живущего, ждали страшной мести, что же касаемо друзей — то их осталось так мало, что смело можно было пересчитать по пальцам одной руки. Плотникова как верный соратник и друг возглавляла эту команду, и несмотря ни на что, решила прежде всего для себя помочь любой ценой.
— Добрый день можно войти?-
— Да Татьяна Фёдоровна конечно проходите! — Марина восседала словно царица на троне.
— Ого, а быстро вы изменили интерьер кабинета. А, где же благодарности и почётные грамоты, они висели вот на этой стене? — Кабинет главного врача реабилитационного центра изменился с момента, когда Марина переступила его порог с приказом о своём назначении.
— В приёмной! Я посчитала, что им не место в моём кабинете. Присаживайтесь!-
Рабочий кабинет превратился в некое подобие будуара, единственное, что напоминало о его предназначении одиноко висящие белые халаты на вешалке в углу. Плотникова опустилась в приятное кожаное кресло за длинным полированным столом из чистого дерева.
— У вас ко мне личная просьба или что-то по работе?-
— У меня…-
— Если по работе, то лучше дождитесь общего совещания оно у нас по вторникам и четвергам. Если личный вопрос то я вас приму, одну минутку… — Сорокина открыла ярко-красный ежедневник отыскивая свободный день и время.
— Не трудитесь Марина Анатольевна я не займу много вашего драгоценного времени. Вот возьмите!-
Бегло прочитав сложенный вдвое исписанный лист, Марина то ли со вдохом сожаления, то ли облегчения расслабилась.
— Вы решили уволится! А могу я поинтересоваться о причине?-
— Нет! Не можете.-
— На вашем вместе Татьяна Фёдоровна, я хорошо бы подумала, ведь терять такую работу…-
— На моём месте? Увы, боюсь, что вы никогда не окажетесь на моём месте, а я на вашем!-
— Почему, что вы такое говорите? — Лёгкая тень смущения пронеслась по красивому лицу главного врача.
— Я говорю правду, а вы ложь. Моё место не здесь, не с вами, и от одного понимания, что я теперь свободна мне легко и приятно-.
— Вам наверное понравилось при предыдущем главвраче?-
— Евгений Олегович! Его звали Евгений Олегович — если вы забыли? Мне нравилось работать в его команде, я любила и обожала свою работу, такой команды, что была при нём, у вас не будет никогда.-
— Я наберу новых и лучших специалистов!-
— Не льстите себе Марина Анатольевна. Ваше лицемерие очень фальшиво, а тщеславие смотрится довольно дёшево.-
Марина нехотя менялась в лице. Прищуренные глаза, не мигая смотрели на нового врага, что сидел напротив. Ярко-алые губы искривились в подобии хищного оскала, а тонкие пальце захрустели суставами будто в азарте предстоящей битвы.
— Я подпишу ваше заявление, не знала что вы способны на предательство?-
— У вас не получится вывести меня, я намного сильнее, чем вы думаете. А насчёт предательства, то думаю вам нужно обратиться, прежде всего к самой себе. Посмотрите в зеркало, и вы увидите Иуду, самого настоящего Иуду.-
— Что вы несёте? Я сейчас вызову охрану.-
— Наша беда в том, что мы считаем Иуду неким омерзительным, страшным, человекоподобным существом. Он хоть изображён как человек на полотне «Последняя вечеря», но в душе