друг друга, пока не пришла Брэкстон и не склонила чашу весов.

— Все в порядке, Рик.

Даже после того, как ему дали ему добро оставить ее наедине со мной, он постоял там еще мгновение.

— Я буду в душе, если понадоблюсь тебе, — наконец сказал он ей, прежде чем исчезнуть за дверью, через которую я только что вошел. В тот момент, когда звук его шагов затих и дверь спальни закрылась, я вплотную подошел к Брэкстон.

— Тебе не следовало этого делать, — конский хвост, в который она собрала волосы этим утром, теперь был в моих руках. Это то, что я страстно желал сделать с того самого дня, как она вошла в конференц-зал «Гениев» и перевернула мой мир с ног на голову. Когда ее шея выгнулась дугой, обнажив горло, я изо всех сил старался, чтобы не вонзить в нее зубы. — И тебе не следует продолжать притворяться, что ты не осознаешь, что произойдет, если ты продолжишь дразнить меня.

— Убьешь меня? — бросила она в ответ, напомнив мне о моей дурацкой угрозе месяц назад. Я хотел заморочить ей голову, и хотя мне удалось убедить ее, мне не удалось заставить ее беспокоиться. Я покачал головой, и на моем лице появилась улыбка.

Чем дольше я знал Брэкстон, тем меньше понимал ее.

— Отпусти меня, Хьюстон.

— Убеди меня, что мы поняли друг друга.

— Я говорила тебе, что для этого потребуется, — ответила она.

— Я не уважаю тебя, Брэкстон. И никогда не буду. Ты полезна, но это не делает тебя равной нам.

На мгновение маленькая надежда, которая еще теплилась в ее больших круглых глазах, исчезла. Она выглядела потерянной и расстроенной, пока тот вызывающий блеск, который я так ненавидел, не вернулся в десятикратном размере.

— Тогда о чем мы вообще говорим?

— Мы обсуждаем неизбежность того, что ты будешь делать то, что тебе говорят. Я об этом позабочусь.

— Ты? Ну удачи тебе. Единственный раз, когда я прогибаюсь — это когда меня трахают, но мы уже установили, что между нами этого не произойдет.

Не готовый к ее ответу, я ослабил хватку и опустил руку. Однако я не отступил перед искушением ощутить ее тело так близко к своему:

— Последний шанс, Бэмби. Смотри вниз или кланяйся. Просто покажи мне, кто здесь главный.

Она улыбнулась мне.

То, что я почувствовал от этого простого жеста, от этого невысказанного вызова… Я не был так взволнован, когда «Связанные» заключили контракт со звукозаписывающей компанией или получили свою первую платину. Брэкстон сделала жизнь более, чем просто интересной.

Благодаря ей стоило жить.

Лорен и Джерико бросали мне вызов, но ни один из них никогда не возбуждал мой член, делая это.

Когда я снова схватил ее, то поймал за бедра, прежде чем притянуть к себе. Теперь между нами не осталось места. Нет никакой гарантии, что я отпущу ее на этот раз.

— Вот в чем твоя проблема, — прошептал я ей, когда она отказалась отвести взгляд и подчиниться. — Ты всегда ходишь с ножом на перестрелку, Фаун. Тебе следовало вцепиться мне в яйца.

Однажды я пойму, как ей удается казаться одновременно невинной и наглой. В этом и заключался парадокс Брэкстон Фаун — выглядеть как рай на земле, в то же время нарушая мое душевное равновесие.

Страх и принятие того, что должно было вот-вот произойти, столкнулись вместе, как волна, возвращающаяся в море. Это был момент, когда я без всяких зазрений совести пересек черту, которую сам провел.

Осталась только неоспоримая правда, что я в полной заднице.

ДВАДЦАТЬ ТРИ

Он поцеловал меня.

Хьюстон Морроу целовал меня.

Моменты созданы для того, чтобы быть плавным переходом от одного к другому. Причиной и следствием. Разработанные для того, чтобы иметь смысл.

Так… как мы перешли от его высокомерного напоминания о том, что я ниже его, к… поцелуям?

И почему я не отстранилась?

Самое подходящее время было бы, когда я почувствовала, как его руки скользят по моим бедрам, пока не добрались до моей задницы. Шорты, которые я надевала в постель, не оставляли простора для его воображения. Я выложила все свои карты на стол, а он разгадал мой блеф.

Застонав от удовольствия от того, как я наполнила его ладони, он приподнял меня. В итоге мои ноги обвились вокруг его стройной талии. Его губы не отрывались от моих.

Я была воздухом, которым ему нужно было дышать, а он был моим.

Хьюстон усадил нас на маленький столик, за которым мы с Риком всего несколько минут назад вместе планировали приключения. Тем не менее, я не сопротивлялась ему, когда он посадил меня на него сверху. Я раздвинула ноги, чтобы освободить для него место, и он вознаградил меня, прижав свой член к тонкому слою, не позволяющему ему оказаться внутри меня.

Все, что он делал — это целовал меня.

Его язык скользнул между моими губами, и я застонала от его вкуса, смешанного с вишневым, который сигнализировал о моем возбуждении. Он только усилился, когда его рука медленно забралась мне под футболку. Она была шершавой и теплой на моей нежной коже.

Я хотела, чтобы он погубил меня.

Без сомнения, я бы позволила ему разорвать меня на части и собрать обратно по кусочкам, как бы он этого ни захотел. Я хотела быть той драгоценной вещью, которую он взял для себя и никогда бы не отпускал. Я была готова отдать ему все, что угодно, лишь бы он никогда не переставал прикасаться ко мне в ответ.

Он тут же застонал, как будто мог прочитать мои мысли, и засунул руку мне под лифчик. Ощущение его теплой ладони, обхватившей мою грудь, и его большого пальца, дразнящего мой сосок, заставило невнятный звук сорваться с моих губ. Не имело значения, как долго это продолжалось. Ко мне никогда так не прикасались.

— Хочешь кончить для меня?

— Да.

Мне так сильно это было нужно. Я не знала большего возбуждения, чем разваливаться на части перед заядлой аудиторией, каким-то образом наблюдающей и ценящей мое медленное схождение с ума.

Только после Нэйта Фэрроу — не первого, не второго и не последнего, а просто парня, который позволил чувству вины съесть себя заживо, я поняла, что дикость в моем сердце, эта мания, рабом которой я была, была настоящей и бесповоротной болезнью.

Грязная шлюха.

Я все еще верила ему, как будто это случилось вчера.

Острый аромат оливок витал в воздухе, и