Я снова села, скрестив ноги, зарылась в свою мягкую олимпийку с Микки Маусом и начала собирать новую пирамиду.

Вот это, наверное, сейчас самый тяжелый эпизод книги.

Мне проще признаться в чём угодно, но не в таком.

Ни одни слова мне не было так тяжело писать, как эти.

Но надо.

Меня колбасило без градуса. Я выпивала дома, конечно, чтоб никто не видел, хотя бы одну бутылку пива каждый вечер. Понимаешь, ПИВА… Мне было пофиг, что пить, потому что. Я его ненавижу и считаю этот напиток… Ну, как бы это сказать… Ну, в общем гадостью, которую нормальные люди не пьют.

Да, мне стыдно. Я вообще не хотела писать про это.

Но надо написать.

Мне было нужно вот это пьяное состояние, а в нём я себя ненавидела.

А днём, когда мы куда-нибудь ездили в какое-нибудь интересное место, я брала с собой бутылку шампанского. Я могла пить любой алкоголь. Мне была не важна цена и качество. Лишь бы был градус. Вот, хоть шампанское «игристое» и пиво «забористое». Мне было без разницы.

Мне очень стыдно писать об этом, но это правда. Мне было лишь бы выпить.

А что ты думаешь? Алкоголик – это обязательно небритый мужик в растянутой майке с пятнами? А красивая девочка в платье с цветочками и дорогих очках не может быть алкоголиком? В этом вся и беда, что все так думают. И я так думала, что вот ну никак. И, тем более, никак не я, но на самом деле, можно смело ставить знак равенства.

Самое главное я признала – да, я алкоголик.

Видишь, у этого слова даже нет рода. Оно не склоняется М и Ж.

Осенью этого года я думала, что бросила пить, но, на самом деле, это было не так. Я только так думала.

Я не учла алкоголь, который был в коктейлях.

Но… Там 50 грамм, здесь 30, там опять 50.

За ночь ого-го, сколько выходит.

А я даже его не замечала. Я исключила чистый алкоголь и думала, что я не пью. Я молодец, вроде как…

А, когда я ушла из клуба, это ощутилось.

Что мне помогло? Любовь и море…

Сейчас я вообще не пью и к алкоголю стараюсь не прикасаться. Конечно, очень круто, что рядом было море. Его соли смыли это липкое похмелье. Муж был рядом иделал всё, чтоб меня отвлечь.

Ну, и я тоже постаралась. Хотя, это было очень не просто. Я б лучше ещё раз начала курить и ещё раз бросила.

Алкоголь – реально страшная штука, и говорят об этом, и пишут, и все вроде бы знают. И наглядных примеров много – алкаши на улице. Среди них есть и женщины.

Но, когда девочка, да ещё и миленькая, это не вяжется. Вот даже мне могут и не поверить, потому что это не воспринимается. Именно это и страшно.

И мне кажется, я не единственная, кто с таким столкнулся. Единственный выход – не пить. Вот, хоть рот себе зашей и локти кусай, но не пей. Недельки две-три, и это отпустит. Пройдет, как не бывало. Зато потом хоть не стыдно будет на себя в зеркало смотреть. Нет ведь ничего хуже, чем ненавидеть себя. Помучиться, достать этот шип, и снова будешь себя любить и уважать, чем годами пить и плакать от самой себя.

Просто я не могла написать так, как будто этого не было.

Конечно, я бы так была крута, бела и пушиста без этих чёрных пятен, вся такая офигенная.

Но это было. Сейчас я избегаю места, компании и людей, где есть алкоголь. Пусть даже эти люди мне и родные, и я их люблю. Я с ними не общаюсь, хотя я их обожаю, и мне плохо от этого. Да, они клёвые, классные и любимые, но я от них отказалась. Это опять же, вопрос выбора.

Зачем? Скажите мне, зачем люди это хранят?

Высохшие фломастеры без крышки, ведра из-под краски с пристывшими внутри кисточками, бесплатные журналы свидётелей Иеговы!!! Зачем?

Как старая бабка, ворчала я, копаясь в этом хламе в старой Диминой рубашке на голое тело.

Если когда-нибудь я приглашу вас к себе домой, то вы у меня даже в самом потаённом уголке квартиры и бумажки лишней не найдёте.

Хах! У меня нет даже пакета с пакетами! Честно.

Я не храню ничего. Ничего, чем не пользуюсь, ничего сломанного и некрасивого. Я всё выкидываю.

Я никогда не оставлю вещь «на всякий случай, вдруг пригодится». Нет. Не пригодится, как показывает практика.

Да даже, если и пригодится эта вещь один раз, неужели из-за этого я буду её хранить десять лет? Нет. Не буду.

Я открыла второй шкаф и чихнула от пыли.

Зачем? Ну, зачем хранить коробку из-под черно-белого телевизора? Сам-то телевизор где? Давно уже на помойке, наверное.

Я всё это выкидывала, не разглядывая. Это всё хлам, его не надо хранить ни у вас в доме, ни у вас в душе.

Мы сняли второй дом на Шесхарисе. С этой горы открывается удивительный вид на море.

Я даже уже представляла, как мы будем проводить теплые вечера на этом огромном, увитом плющём, балконе и наблюдать, как из порта уходят нагруженные контейнерами чёрные корабли с большими трубами.

Днём взгляду открывалось бескрайнее, просто бесконечное море, а ночью – усыпанный движущимися огоньками город, как на ладони.

Как в таком удивительно красивом месте можно было развести такой срач?

Три дня и три ночи я выкидывала, выкидывала и ещё раз выкидывала. Без жалости к себе и этим старым вещам. Это всё здесь не нужно.

Сколько мусора в этом доме. Сколько мусора в моей душе.

Но жить здесь у нас никогда не получится.

Я выкинула всё. Остались только мебель и стены, дочиста вымыла пол, вытерла пыль. Даже не вытерла, а отскребла лопатой можно сказать. Купила и поставила розу в горшке. Она офигенно смотрелась на фоне набело выбеленной стены.

Но остался запах бедности. Не дай бог вам узнать, что это за запах. Его не выведешь ничем. Такое чувство, что он въелся в стены и остался здесь навсегда.

Странно.

У меня даже если дома будут только голые стены, пара вещей в шкафу и всё, такой запах никогда не поселится.

Нет. Жить тут невозможно.

Но мне нисколько не было жалко моих усилий. Эта усталость была мне приятна. Наконец, я чувствовала себя человеком.

– Машка, ты такая сексуальная! – это была Наталья Ивановна, у которой мы сняли этот дом.

Она зашла так неожиданно, что я даже вздрогнула.

– А зачем ты всё это выкинула?

– А, что? Вам это нужно было?

Я оглядела её с ног до головы.

Сразу видно, что человек пьёт. Полноватая, в застиранном платье и рыжими короткими волосами. Её лицо с опущенными уголками губ выдавало недовольную собой и своей жизнью женщину.

Она была пожилая, но глупая. Рядом с ней я себя почувствовала древней старухой.