Остальное, как говаривал Иван, было «как два пальца…». Калуга нагло пер к подъезду, подгоняя перед собой «рабочего» Рокотова. Когда они вошли в подъезд, Иван повысил голос:

И чтобы больше, понимаешь, я не видел таких вот опозданий на работу! Я за тебя говно месить не крыше не буду! Вперед, деревня!

Охрана в подъезде состояла из двух мужчин лет под пятьдесят. Они сочувственно заржали, глядя на изображавшего растерянность Рокотова, который неловко топтался на месте, не решаясь ступить на роскошный мрамор лестницы.

Мы на крыше работаем, — громогласно сообщил Боня. — А этот крендель должен вместе со мной, крышу снизу осмотреть. На последнем этаже. Ну там, типа, нет ли протечек, и все такое…

А документы у вас есть? — строго спросил охранник.

Иван был готов к такому вопросу. Он дернул молнию на папке и оттуда высыпались бумаги, разлетевшись по подъезду. Все бросились их собирать. Иван помогал, ругаясь без остановки. При этом он старательно нагибался так, чтобы была видна визитка бригадира, прикрепленная к куртке.

— Черт с вами, — решил охранник и пропустил «рабочего» с «бригадиром» к лифту. — Только не наследите там. И чтобы только на последний этаж! На другие — ни шагу!

Оказавшись в лифте. Рокотов нажал кнопку последнего этажа. Иван и Константин молчали, потому что в лифте висела камера наблюдения и наверняка была установлена прослушка.

В лифте Константина охватило странное чувство. Ему упорно казалось, что в тесном пространстве кабины их не двое, а трое. Кто‑то, невидимый, незримо присутствовал здесь. Но, что еще более странно, Константин не ощущал опасности. Нет, это незримое присутствие придавало силы и уверенности.

Когда они вышли из лифта, Иван огляделся, оценивая обстановку. Справа находилась лестница, что вела на крышу здания. Над головами Рокотова и Ивана раздавался грохот: это кровельщики перекатывали на крыше баллоны и таскали рулоны. Иван и Рокотов спустились двумя этажами ниже, оказавшись прямо перед дверью председателя Горста.

Открыть дверь — для Ивана было парой пустяков. Пропустив Константина внутрь, он осторожно прикрыл дверь и вернулся на последний этаж, чтобы не маячить у двери.

Оказавшись в квартире, Константин немедленно принялся за дело.

Уже через десять минут он понял, что Горст — человек безнадежно погрязший в садомазохизме. Много чего повидал Рокотов за время своей, прямо скажем, не очень чистой работы, но такое… Огромный шкаф–купе буквально трещал от кожаных костюмов со множеством заклепок, кожаных трусов и масок, десятков плетей, удавок, веревок и еще черт знает чего!

Назначение многих предметов Рокотов просто не знал, и ему было тошно догадываться.

Константин также отметил про себя, что в комнатах ощущается присутствие женщины. Тут и там разбросаны детали женского туалета, в комнатах витал тонкий аромат дорогих духов, пара красивых вещиц красовалась на журнальном столике — таких вещиц, которые мужчина никогда себе не купит. Константин заглянул в ванную комнату и убедился в том, что стеклянные полочки забиты женскими шампунями, ополаскивателями и дезодорантами.

А вот в столе председателя нашлось то, что Константин хотел бы найти, но не надеялся. Здесь лежали фотографии конструктора Никодимова, финансиста Брамшица и депутата Скачкова. Все три были наклеены на лист бумаги и аккуратно перечеркнуты красным фломастером. Около каждого фото стояла дата смерти.

Константин только было собрался положить листок с фотографиями обратно в ящик стола, как его внимание привлекло нечто такое, чего он никак не ожидал найти в этом доме, где порок словно витал в воздухе.

Это была чудесная цветная фотокопия чудотворной иконы Софийской Божией Матери!

Бросив взгляд на книжные полки, Константин увидел на них множество книг по иконографии. Удивительное хобби оказалось у председателя Горста! Рокотов вспомнил о деле с иконой, когда он чуть было не расстался с собственной жизнью. И теперь, эта икона снова появилась перед ним. Что это? Совпадение? Или же председатель Горст испытывает какое‑то особое, мучительное чувство удовлетворения, предаваясь гнусным порокам, окруженный изображениями Богородицы?

Нет, все это неспроста… Что‑то за этим кроется, но на разгадывание еще и этой загадки у Константина просто не было времени. Он быстро покинул квартиру, но на лестничной клетке его поджидала неожиданность — в виде трех молодцов двухметрового роста. Слово «телохранитель» словно отпечаталось на их скошенных лбах.

«Не может быть! — мелькнула мысль у Рокотова, — Сейчас Горст находится в любимом ресторане »Биндагор» и лишь приблизился к состоянию среднего подпития…»

Но молодцы–телохранители сами разрешили его сомнения,

Ба, ребята, да у нашего соседа гость! — пробасил один из них, со шрамом на губе.

Нет, это не гость, — авторитетно заявил второй, который часто моргал. — Я внизу спрашивал, на этаже у нашего Папы никого нового не появлялось.

Рокотов понял, что Папой ребята называют какого‑то уж очень крутого человека, который ходит с такой мощной охраной и делит с Горстом этаж.

Значит, мент прослушку ставит, — подытожил третий и хищно улыбнулся, показав при этом, что у него не хватает переднего зуба. — И если мы его прихлопнем, то нам ничего за это не будет, потому как мы приняли его за грабителя.

Слово «мент» послужило для всех троих сигналом к атаке. Тип со шрамом выбросил вперед кулак с такой скоростью, что Рокотов и не заметил, как оказался на полу, под дверями квартиры Горста. Двое остальных громко заржали, как сытые кони, и двинулись на лежащего с явным намерением втоптать его ногами в мраморный пол.

Все дальнейшее проплыло перед глазами Константина как в тумане.

Внезапно пространство на лестничной клетке сгустилось и приняло четкие очертания человеческой фигуры. По контуру фигуры пробегали крошечные огоньки, и поэтому все движения этого объекта отчетливо просматривались.

Трое телохранителей замерли с открытыми ртами. Их разум был не в состоянии постичь то, что сейчас происходило на их глазах.

Но Рокотов, едва не теряя сознание, мысленно поблагодарил Савелия, который, как ангел–хранитель, помогал другу в его нелегкой работе.

«Туманный человек» перехватил руку того, кто отправил Константина на пол и дернул на себя. Рука отделилась от тела, а из пучка артерий и вен шваркнуло черной кровью на белоснежные стены. Нет, «туманный» не отвертел руку и не оторвал ее. Рука именно отделилась как ненужная часть тела.

Шок был столь велик, что тип со шрамом не сразу осознал произошедшее. И лишь когда боль дошла до его маленького мозга, он превратился в один большой вопящий мешок. Дикая, ни с чем не сравнимая боль заставила его развернуться, и он залил кровью все вокруг, включая двух своих товарищей. Затем он повалился на пол и стал биться в агонии, с каждой секундой теряя драгоценные граммы крови.