А что с этим‑то делать? — подал голос кто‑то из темноты.

Человек подошел ближе, и Малюта с ужасом признал в нем самого страшного из своих предков — Макарку–душегуба. Он в одиночку останавливал на лесных дорогах купеческие обозы и грабил их, не оставляя в живых ни единой человеческой души.

Я так думаю, — промолвил Макарка, вытянув из‑за голенища сапога большой ржавый нож, — порешим Малюту и кровью смоем позор с имени нашего рода.

В комнате протестующе загудели голоса. Большинство было против того, чтобы резать Малюту. Сам Малюта едва успел перевести дух, как тут же ему был вынесен приговор.

Предки дали ему полгода на то, чтобы он отыскал «заподлинную» чудотворную икону Софийской Божией Матери да поставил ее в родовой церкви на Валдае. Церковь придется восстановить, изгнав из нее беса, потому что при советской власти там находился клуб. Через полгода предки придут к Малюте за отчетом и тогда…

И тогда Малюта проснулся. Неизвестно, что происходило в его душе и о чем он думал. Но ровно через два дня, похудевший, чистый, прилично одетый, без малейшего следа пьянства на лице, он появился перед братвой. Его сопровождали шестеро парней, каждый из которых втащил в «офис» Малюты по два тяжеленных баула. Ошеломленной братве Малюта предъявил содержание баулов: валюту и золото.

Никто не знал, откуда у Малюты такое богатство. Ходили слухи, что Малюта пожертвовал своим золотым запасом.

При виде таких денег недовольство братвы враз испарилось. Теперь они готовы были идти за ним хоть к черту в пасть.

Малюта начал с простого: собирать информацию об иконе.

С этой целью он нанес визит президенту одного из московских коммерческих банков, а когда‑то простому «цеховику» Моне, «при советах» занимавшемся пошивом модных бобочек да батников в подвале сокольнического Дома пионеров. Моня давно отошел от швейного дела, а теперь успешно занимался ипотечным кредитованием, поставив дело так, что не он кредитовал, а клиенты кредитовали его через хитро организованную сеть подставных контор.

Но не ипотека интересовала Малюту. Моня был широко известен в своем кругу, как собиратель всякой старины и даже почитался за эксперта. Вот к нему и направился Малюта в первую очередь.

При виде Малюты Моню едва не хватил удар. Перед его глазами сразу же возникли картины прошлого: славные времена паяльников, утюгов и труб от пылесосов, при помощи которых «опускали» непокорных цеховиков, не желавших делиться с Малютой.

Узнав в чем дело, Моня снова чуть не лишился чувств — на этот раз от радости. Придя в себя, он выложил Малюте все, что знал.

Моня рассказал, что большой интерес к иконе проявляет один «большой человек» из Госдумы.

Смысл этого интереса мне непонятен, — сообщил Моня. — Непохоже, что он коллекционер. Здесь дело в чем‑то другом. Я так думаю, дело политическое.

Да насрать мне на политику! — честно признался Малюта. — Говори, что еще знаешь?

Моня немного помялся для приличия, но выдал Малюте местонахождение Аркадия — помощника

Критского. Его неуверенность была понятна, потому что Аркадий приходился ему дальним родственником.

Аркадия доставили к Малюте, и перепуганный до смерти Аркашка, понимая, что его может ожидать, если промолчит, все рассказал о том, что в руки Горста попала карта, и тут же добавил, что без описания, которое осталось у Рокотова, эта карта — ничто. Несмотря на это, председатель Горст сейчас занят подготовкой экспедиции на север России, намереваясь любым способом добраться до иконы.

Поведав об этом Малюте, Аркадий испустил дух: сердце не выдержало испытаний последних дней.

Он не успел рассказать Малюте, где находится Арнольд Критский. Или же его верность шефу была настолько сильна, что просто не захотел выдать его?

Теперь об этом уже никто не узнает.

Да и кому это важно…

Время неумолимо двигалось к полуночи. Был будний день — среда, вероятно, потому площадь быстро и опустела.

На автобусных остановках кучковались редкие опоздавшие прохожие — в вечной надежде на полночный автобус, чтобы добраться до своей уютной постели и с удовольствием отдаться во власть Морфея.

Постепенно разъехались и самые стойкие «бомбилы», «подметавшие асфальт». И только одинокая светлая «девятка» зазывно маячила на площади, и любой, кто обратил бы внимание на нее, подумал бы, что кто‑то в ожидании своей любимой. Любой, только не тот, кто внимательно наблюдал за ним уже несколько часов.

Бешеный, а это, как нетрудно догадаться, был именно он, с раздражением следил за тем, как водитель этой «девятки» отказывал обращавшимся к нему мужчинам да и женщинам средних лет. Маньяк явно вышел на охоту и дожидался своей очередной жертвы.

После полуночи ожидание долго не длилось: время словно спрессовалось и вскоре будущая жертва появилась — худенькая, небольшого росточка, довольно скромно одетая девушка торопливо направилась к «девятке» маньяка.

Бешеный в два прыжка оказался рядом с машиной и успел услышать, как девушка, открыв дверцу «Жигулей», неуверенно спросила:

На Зеленоградскую подвезете?

Почем просишь? — своим противным тонким голоском поинтересовался водила.

Сто рублей, — смущенно прошептала девушка.

Маловато. Время позднее. Ночной тариф, — пустился торговаться сидевший за рулем.

«Бдительность усыпляет», — мгновенно сообразил Савелйй.

Ну, сто двадцать, — девушка с тревогой замялась: ей явно не улыбалось перспектива куковать здесь, пока найдется тот, кто сжалится и довезет до дома. — Поверьте, больше у меня нет, правду говорю.

Ладно, садись. Что с тобой поделаешь, — милостиво кивнул владелец «девятки».

Девушка устроилась на сидении рядом с водителей, а Савелий незаметно проскользнул на заднее и притаился за девушкой.

Они поехали по Фестивальной улице вглубь микрорайона, миновали магазин «Седьмой континент» на правой стороне, подъемный кран на стройке, длинную вереницу домов.

Савелий внимательно фиксировал их маршрут, не забывая прислушиваться к беседе, которую вел маньяк.

Чего на часы поглядываешь? Небось дома муж ждет? Допрос тебе устроит с пристрастием, что, как и где? — он противно захихикал.

Я незамужняя. А тороплюсь потому, что подруга прилетает вечерним рейсом… вернее, уже прилетела, а ключей у нее нет, — виновато вздохнула она.

Не волнуйся, мигом домчу! Тут и ехать‑то всего нечего, — авторитетно заявил водитель.

«»Психолог» гребаный», — зло подумал Бешеный, не очень пока себе представляя, как этот гад поведет себя дальше. Савелий постоянно читал его мысли, которые были непотребны и отвратительны.