Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разговорить их получилось с трудом. Любитель планшета отмалчивался и отвечал короткими односложными предложениями, а любить поспать в основном угукал.
Выяснить удалось немного. Никита, первый парень, из какой-то глухой деревни. Высокий, худой, стройный и весёлый. Вроде, весёлый. По крайней мере, когда он отлип от планшета, стал гораздо разговорчивее и заметно повеселел. А второй — полная его противоположность. Столичный парнишка Ярослав — сбитый, приземистый, с толстой накачанной шеей, черными глазами и слегка сгорбленным носом. Наверняка с примесью горных кавказских кровей.
— А вас за какие заслуги поселили сюда? — решил поинтересоваться я.
— Случайность, — пожал плечами Никита.
— Без понятия, — отвернулся к стенке Ярослав. — Поселили и поселили.
— Врут, — хмыкнула Олька со своей второй полки, на которую уже успела забраться.
— Понятно, — скривился я, — врунишки-шалунишки.
— Эй, парниша! Не базарь так! — вспыхнул горячий Ярослав, вскочил с койки и набычился.
— Выпьем? За знакомство? — предложил я.
— В смысле? — не понял и сразу растерялся мой визави.
— Ты, когда спрыгивал с кровати, сумку задел ногой, и там что-то характерно звякнуло, — пришлось мне пояснять ему. — А нам в этой комнате ещё две ночи вместе жить, как минимум. Вот я и спрашиваю тебя — выпьем? Чтобы легче жилось.
— Хм, а ты мне нравишься, — широко улыбнулся Ярослав. — Выпьем!
Он нырнул под кровать к своим сумкам, а через секунду вынурнул обратно, держа в одной руке лимон, а в другой — красивую бутылку с надписью: «Арарат» на этикетке.
— За знакомство!
С меня был нож, с которым я не расставался и который очень удачно подошёл для резки лимона. С Ольки приятная женская компания, а с весельчака Никиты — стаканчики, за которыми мы послали нашего юного гонца в столовую.
А через каких-то полчаса я уже знал, как звали родственников Ярослава минимум до третьего колена, как он очутился в нашей вип-комнате и как зовут двух его невест, на которых он совсем не хочет жениться. И как они оба очутились в этой комнате, мне тоже не пришлось долго выяснять. Парни всё рассказали сами.
Отец Никиты был поставщиком Академии по фермерским продуктам и неплохо ладил с администрацией. А Ярослав — горец с чисто славянским именем, просто выставил ректору ящик вот такого прекрасного напитка, каким сейчас угощал нас. И это была его предпоследняя бутылка, о чём он в глубине души очень сожалел. Коньяк в академии — это самая твёрдая валюта, которая подходит как для преподавателей, так и для натурального обмена со студентами.
— Не переживай, Яр! Напишешь письмо предкам, вышлют тебе ещё пару ящиков, — утешал я парня.
— Это да… — пьяненько хмыкал мой новый друг.
Кстати, вторую бутылку коньяка мы тоже уговорили. Одной на четверых… хотя, даже на троих, было маловато. Я почти не пил, а вот парни и Олька накидались будь здоров!
Оля, конечно, была смешная. Всё время благодарила меня за всё, что я для неё сделал, и называла лучшим другом, ставя в пример парням.
— Мой братюня! — хлопала она меня по плечу и гордо задирала носик.
Отрезвлять я её не стал — пусть расслабится после пережитого за день стресса. Через два часа я уложил всех по койкам и отправился спать сам. Завтра тяжёлый день — первые экзамены.
А ночью была гроза. Да ещё какая! Настоящая, майская. Так я и вырубился, под раскаты грома и блеск молний. Просто лучшая ночь в моей жизни в этом мире.
Глава 15
Будильник прозвенел ровно в пять, ведь в шесть нам нужно быть на построении. Никто кроме меня даже не среагировал на него. Вот те на! Я, что ли, должен за всех отвечать? И что за тело придавливало меня к стене? Стройное, обнажённое женское тело, прижимающееся ко мне своей округлой попкой. Знакомой попкой.
Я проморгался и сосредоточил взгляд на синих волосах, разбросанных на моей подушке. Олька? Голая? И что она здесь делает? Ничего не помню, а я ведь и не пил вчера — так, пару глотков за компанию, чтобы не переводить драгоценный продукт Ярослава, всё равно ведь Регенерация выведет из организма алкогольное опьянение за несколько минут.
Хм… А попка у кое-кого очень даже ничего! А я не железный, у меня сразу что-то шевельнулось… в душе, и упёрлось между упругих ягодиц девушки. Хорошо, хоть я не голый был. Или плохо. Тут с какой стороны посмотреть.
— Оль! — прошептал я на ухо девушке, пока не случилось что-то непоправимое.
— Что? — откликнулся хриплый голос моей подруги.
— Что ты делаешь в моей кровати?
— Я?
— Ты.
— Что я? — не поняла она.
— Что. Ты. Делаешь, — повторил я по словам. — В моей кровати!
Секундное замешательство, неловкое задумчивое молчание — я, кажется, даже слышал, как ворочаются и скрипят извилины в её головке. Оля медленно обвела нашу комнату взглядом, приводя мысли в порядок, умудрилась повернуть голову ко мне, взглянула, узнавая, тяжело вздохнула, откинула одеяло, под которым мы лежали, и тут же завернулась в него снова, ещё крепче.
— Ух ты ж, твою мать! — едва не выругалась она, обнаружив под одеялом голую себя. — Я ничего не помню… Ох и накидалась же я вчера! Голова трещит. Говорила же, нужно периодически практиковаться — навык теряется! А ты: «Прекращай пить, прекращай пить».
— Вообще ничего не помнишь? — пропустил я её ворчание мимо ушей.
— Руку убери, кстати! И где моя одежда?
— Какую руку? — На всякий случай уточнил я, нахмурившись.
— Свою! Которой ты меня за грудь лапаешь!
Точно! А я ещё думаю, что такое приятное, горячее и мягкое лежит в моей правой ладони. И ничего я не лапаю! И так левую руку отлежала мне, развалившись на ней, так ещё и права качает.
— Прости, на автомате, — изобразил я пожатие плечами и попытался убрать руку, прижимающую ко мне голенькое тельце Ольки.
— Верни обратно, бляха! — едва не свалившись с узкой кровати, зашипела она и опять закуталась в одеяло. — Да не на сиську же! Просто держи, чтоб я не упала. Так… Дай подумать, — принялась рассуждать Ольга и снова зашипела, как рассерженная кошка. — Руку убери, я сказала!
— Да ты определись уже!
— Держи