– Dottore! Dottore! Мы опаздываем!

Фелипе торопит… разумеется, он прав… я плохо ориентируюсь в происходящем…

– Конечно!.. На поезд!.. На поезд!

Малышам лучшего и не надо… им есть что тащить за собой… полный куль… его подтягивают к нам, мы все вместе, за четыре конца… волочим за собой… брезент крепкий… нас не так мало… мы с малышами доберемся… Господи, я так и не сосчитал их!.. Идем прежним маршрутом, расселина, она скользкая… глину слегка присыпало снегом… снежная пыль… итак, вперед, к нашему поезду, к нашим платформам! Надеюсь, что они еще на месте!.. Что поезд не ушел! Во всяком случае оттуда, с насыпи, нас окликают!.. Хриплыми голосами!.. Los! Los!.. Фриц!.. Два фрица!.. Чтобы поторопились!.. Не пассажиры! Пассажиры не разговаривают… это машинисты, они спешат… но у нас полно провизии… и это не они, а мы волочим брезент, мы и наши малыши, слюнявчики… тяжело, рывками!.. Передышка! И – хоп!.. Дальше… огромный куль… это не они, это мы!.. Жадно вцепившись… Бебер сопровождает нас, он на свободе… присматривает за нами… порядок! Идем!.. Пока еще вдоль доков… вы нас видите… плохо! Los! Los!.. Те, наверху, нетерпеливы!.. Но и не думают нам помочь!.. Мы падаем с ног, а им плевать! И что там у них такого сверхсрочного?… Пожар?… Все время пожар, повсюду пожар!.. Черт побери! Идиоты!.. «Ja!/а/Идем!»… Мы уже почти пришли… но действительно, малыши слишком устали, спотыкаются, они больше не могут… приходится вместе с брезентом тащить и их… они цепляются за нас… останавливаемся, реанимируем их, если можно так сказать… и снова трогаемся в путь!.. Ну вот!.. Вот! А те, наверху, теперь я их вижу, нетерпеливых… Los! Los!.. Два машиниста… подходим… Что мы принесли?… Есть, может, какое-нибудь складское помещение и под этой насыпью?… А тот пузырь… я вам рассказывал… не буду пересказывать снова… высокий, с собор Парижской Богоматери… мы уже почти на месте… сплошные камни… и насыпь… но я не вижу ни одного пассажира… ни единого! Все уехали в Гамбург?… Или вернулись туда, откуда прибыли, втиснувшись между прожекторами?… Все платформы пустые?… А двое наших крикунов никак не успокаивались… Los! Los!.. Ну что у них случилось-то?… Was?… Я тоже ору!.. Что?… ВВС. «Летающие крепости»! Тревога!.. Эпилептики они, что ли?… Здесь постоянная «тревога», так или нет? Пускай пошевеливаются! Они орут… надо освободить платформы!.. Все сгорит!.. Ладно!.. Вперед!.. А Одиль? О, она не шевелится!.. Хоть гром ее разрази! Хоть все запылай вокруг!.. Она отвергает наше предложение увести ее!.. Нет! Она кашляет, харкает кровью, пускай! Она не хочет больше путешествовать… только бы я забрал ее ублюдков, только бы я их спас! Она передает их нам! Насколько можно судить по их виду, им нравится с нами, они даже улыбаются, разумеется своеобразно, икая и брызгая слюной, я впервые вижу, что они смеются… они ковыляют, спотыкаются, шлепаются в грязь, пускают слюни, плачут, но, в общем, им весело… Фелипе открывает им банки со сгущенкой, сначала с помощью куска железа, а потом консервным ножом, этого добра полно в брезенте… они все сосут молоко… «по вагонам»… малышей не интересует Одиль, они видят, что мы садимся, карабкаются за нами, все вместе, устраиваются на первой платформе, рядом с Лили, Бебером, со мною… но наш продуктовый груз?… Наши ящики, варенье, хлеб?… И плитки шоколада? Фелипе помогает, и два старых машиниста, весь наш «навар» и брезент уже на платформе!.. О, разместились! Сразу же за локомотивом… один я еще не сел, стою, наблюдаю… должен сказать, маленькие кретины помогают, сколько же их?… Я их так и не сосчитал… оставляем четыре банки молока для Одиль, варенье и много хлеба… «Фелипе! Фелипе!..» Он смылся, он отвечает мне с другой платформы, он грузится в спешном порядке, его поезд сформирован!.. Его «Магдебург»… «Dottore! Dottore!..» Он встретится soun pâtroun… я не отвечаю… сначала я сам влезу! Наша платформа… с брезентом, я смогу!.. Я цепляюсь за брезент, я держусь!.. Удалось! Прямо в кучу провианта!.. Как малыши заливаются, прямо икают от смеха!.. Как я жалок!.. Мне плевать!.. Я на месте!., наши двое старикашек, двое наглецов, потешаются над нами!.. Да!.. Они стары, как я теперь, «тревога», отсутствие «тревоги», какое это имеет для них значение?… В определенном возрасте ничто уже больше не трогает… по крайней мере, уже не хочется быть рупором общественных жизней, продавцом «вечных пилюль»… главное: чтобы всего было вдоволь, и я лежу сверху… сколько же мы натащили из этого грота!.. Этот глиняный пузырь, в общем… этот грот… мрак… погребенная бакалейная лавочка?… На первое время хватит… надо бы произвести инвентаризацию… продуктов, ящиков и воспоминаний… «В путь!.. В путь! Los! Los!» Моя очередь орать!.. Пускай эвакуируют эти чертовы платформы!.. Ах, все это сгорит!.. Понимаю! Я тоже!.. Я кричу им: тревога! Тревога! И пусть все это катится!.. Вагоны, локомотив и варенье, и банки с молоком!.. Как и двое семидесятилетних придурков с их «тревогой», двое нахальных беззубых плешивцев… которые позволяют себе отдавать нам приказания!.. «Лентяи! Лентяи!..» Я заткну им глотки… «Катитесь! Катитесь! Саботажники!.. Слабоумные старикашки!.. Предатели!..» Вот слово, хорошо мне знакомое: verräter! Они меня не знают!.. На свою голову!.. Они узнают! Это подействовало!.. Доказательство? Наш вагон дрожит, и я, и Лили, и Бебер в сумке… поезд тронулся с места… сейчас поедем… так и есть! Счастлив, что я заставил себя признать, а то бы не сдвинулись!.. Гнев полезен иногда, особенно когда больше нет сил… наконец мы двигаемся!.. Локомотив не гудит, не пыхтит… пуф! Пуфф!.. Я не говорю «до свиданья»! Некому… ни Фелипе, ни Одиль… они решили для себя, оба!.. Ладно! Характеры? Хорошо! Я тоже, привет! Доказательством того, что был там, служат мои очень точные воспоминания… и то, что я не сделал ни одной заметки, вы только представьте!.. И вот я здесь, не слишком бравый, но серьезный… и вокруг меня полно дураков, разнузданных ревнивцев, сопливых и слюнявых, эти похуже тех, кто совершают по четыре… пять паломничеств в Лурд с мольбами о том, чтобы я околел… вполне понятно, я на стороже… а у тех – кровохаркающих… свой ритуал и свой кирпич…

* * *

Прежде всего они хорошо выспались, я имею в виду малышей, одни рядом, сгрудившись в кучу, другие – в конце платформы, втиснувшиеся между динамо и, я сказал бы, трансформатором, или двигателем в ящике, полном пружин… от дорожной тряски и содроганий там все уже перемешалось, сместилось… тампонажные прокладки сзади и спереди… конечно, путь восстановлен, судя по всему, не очень тщательно… но главное, что мы продвигались вперед, и довольно быстро… мы-то знали, что бывает значительно хуже… Лили спрашивает меня…

– А теперь куда?

Вот об этом не знаю ничего… те двое старцев с дизеля, должно быть, имеют представление… через час… через два часа спрошу… не хочу выпытывать сразу же… у меня сил немного… я не смог бы перекричать эту вакханалию звуков: рельсов, платформ, громыхания цепей… пришлось бы орать… а мне еще трудно держаться на ногах…

– Сейчас будет остановка, Лили! Тогда я и спрошу, на остановке!..

Этот поезд с оборудованием должен же где-то остановиться, по-моему… я не очень уверен… нелюбезные старикашки кажутся мне вполне способными нигде не останавливаться… я не очень представляю, что будет дальше… остались только Лили да я… позади Харрас… позади Ретиф… позади Ля Вига… даже Фелипе удрал к своим кирпичам… он промелькнул в нашей жизни… Одиль была не в счет… она появилась ровно настолько, чтобы всучить нам свою детвору… а правда, сколько их там было, приютских сопливцев?… Я не заглядываю под брезент… потом!.. По меньшей мере, двенадцать… пятнадцать… так мне казалось… а Фелипе?… Фелипе я вспоминал частенько… и его кирпич… может быть, я его обвинял напрасно?… Но часто, обвиняя напрасно, мы не ошибаемся… обвинения на ощупь… принцип довольно странный, все судебные ошибки, все несправедливые казни были, в момент их свершения, неопровержимо доказательны… неоспоримое правосудие, шитое белыми нитками… о, но я отклоняюсь! Навязчивый бред! Я же никогда не позволяю себе выносить такие суждения, такую херовину, с тремя-четырьмя подлостями в каждой строчке, ловко нагроможденными низостями, и вы не узрите священного чуда, не посчитаете мои послания Посланием свыше, не уверуете, что до вас не было ничего, а после вас будет только хуже, возвращение к хаосу, роботы, потерпевшие аварию, я размышляю о том, что ненависть окружающих выработала у меня иммунитет ко всякой дряни, я спокоен, я хочу дожить тихо, никому не мешая, даже не обеспокоить их своей кончиной, я пойду на корм могильным червям, моим единственным поклонникам… довольно!.. Я веду себя глупо!.. Всему свое время!.. Я должен вам объяснить, эта платформа… вы мне скажете: хватит об этом!.. И будете правы… по крайней мере, десять… двадцать раз я вам рассказываю одно и то же… про наше путешествие, весьма специфическое, в туннелях, потом под открытым небом… например, здесь плоские поля, голые… море, должно быть, не очень далеко… чайки кружат… в общем, похоже на Цорнхоф… а действительно, что с фон Лейденами?… Там, наверное, уже русские!.. Черт возьми, вернемся к нашим баранам! Пожалуйста, вот мой компас!.. Он всегда со мной… я не хочу, чтобы меня обманули… север! Север! Север! Этот компас всегда со мной… заржавленный… сувенир… мы купили его в Швейцарии, тайком пробраться в эту Швейцарию мы пытались под видом туристов… мы, которые никуда больше не двигаемся… мы, которых хотели заставить убраться вон, всегда, всегда… опустившихся, немыслимых в их мире существ… я, который никогда и никому не говорит ни единого лишнего слова, никогда не высовывается и никогда никого не принимает… о, конечно, это неважно, по истечении определенного времени почти все теряет свою ценность, только горькая усмешка и кладбище… во всяком случае, есть хоть одна вполне определенная вещь – мы движемся прямо на север… и даже довольно быстро… и уже не менее часа… скоро настанет ночь… говорю я себе: надо бы, чтобы дети напились, у них есть только молоко… пока они спят, но проснутся… а у нас нет питьевой воды… быть может, на других платформах?… Спрашиваю себя… на локомотиве?… Наверное, он недалеко, мы сразу за ним… но я не вижу двух наших старцев… они отправились в путь или спрятались?… Возможно! Они не беспокоятся о нас… Небеса тоже не обеспокоены нашей судьбой… наша судьба!.. Два… три самолета очень высоко, очень далеко, это все… не немцы, нет больше бошей в небе… я хорошо изучил карты, канал, знаменитое «Северное море Киля», оно должно быть неподалеку… говорю об этом Лили… «спортивное местечко!» Она не понимает… а я знаю, я много раз плавал по этому каналу как судовой врач, у эмигрантов… линия Гавр-Данциг-Ленинград… маленькие каботажные суда, а также крупнотоннажные «Канзас», «Колумбия»… эти корабли, наверняка, затоплены… я хорошо изучил этот канал… там какие-то особенные сквозняки! холодина даже летом, гигантские скалистые отроги по береговой линии и сосны… вы счастливы, когда выбираетесь оттуда… а вдоль кромки берега мостки и сходни, повыше, чем второй этаж Эйфелевой башни!.. Грандиозная законченность, достояние Империи Гийома… конечно, эта Империя знавала и другое! Пока же, в ближайшее время, необходима питьевая вода… малышам, я думаю, тоже… жратвы у нас полный куль, но из питья я видел только пузырьки… бутылки с этикетками… что в них? Я не стану их пробовать… лекарства или алкоголь… я спрошу у этих стариков на дизеле… они, быть может, загорятся желанием попробовать… может, это водка, так мне показалось, но надо, чтобы еще кто-нибудь поглядел на этикетки… старики где-то попрятались, возможно, заснули?… Поезд заметно сбавил ход… вероятно, подъезжаем к станции… Да! Подъем… должно быть, здесь… все останавливаются… локомотив и наша платформа, и все прочее, длинный хвост… практически ночная мгла… никто не спускается с других платформ… все остались в Гамбурге… мужчины, женщины… откуда они прибыли? Я так никогда и не узнаю… неизменно одно: мы с Лили и дети… и это ржавое оборудование, вселенский хлам… на север… на север, куда? Я не знаю, я спрошу… ночь еще не наступила, темно-лиловые сумерки… я надеюсь на отдаленные прожекторы… достаточно для того, чтобы убедиться: старцы спустились с дизеля и осматривают нашу платформу, ее борта…