Словом, проступком больше — проступком меньше… жаль, что я понял это только сейчас. Еще больше жаль, что так и не могу оставаться безучастным к ее слезам — а весь вчерашний вечер мать прорыдала у меня в комнате, рассказывая, как она волновалась, когда я вдруг исчез, вот так, без предупреждения. «Обещай, что не будешь больше меня расстраивать». Господи, да как я могу что-то обещать, если любой — любой! — мой шаг за пределы собственной спальни становится причиной для расстройства? Сидел, молчал, пялился в пол, как дурак, и чувствовал себя последней сволочью. Ладно, не в первый раз и не в последний. Обещания «не расстраивать», впрочем, она так и не добилась. Для того чтобы обещать что-то, нужно, чтобы это что-то от тебя зависело, а я собственную-то жизнь в руки взять не могу. Надеюсь, пока не могу.

Итак, кольчуга. Пока седлали коня, я, как примерный маменькин сынок, доложился, куда поеду, кое-как отвертелся от вопроса — надолго ли (моя бы воля — и вовсе бы не возвращался!) — и выслушал наставления, которых хватило бы на путешествие продолжительностью с полгода. Легко отделался — по крайней мере, в этот раз удержать от поездки никто не пытался. Подумав, решил, что лучше не отдавать перстень оружейнику, а обменять его на золото — это будет выгоднее, и так я и поступил. Словом, после того как я оставил задаток за переделку кольчуги, еще осталось на окончательный расчет и хватило на то, чтобы заказать новый гамбезон — старый, как я когда-то писал, не сходится. Пожалуй, и тут я дешево отделался. Все остальное для пешего боя у меня есть, а до конного никто не допустит — я же не рыцарь. Теперь остается только ждать, когда кольчуга будет готова, а потом — дожить до турнира. Доживу. Назло всем.

Рихмер.

Выехать решили затемно. Герцог предупредил, что до жалованного лена два часа доброй рысью. Да столько же обратно — считай, полдня только на дорогу. Выходило, что будущие владения оказывались на самой границе с чужими землями, случись что — станут первой линией обороны. Не сказать, чтобы это пугало, но и радости никакой. Это только Хлодию пока можно радоваться, что его жизнь в качестве хозяина нового замка будет отнюдь не монотонной. А Рамона заботило только одно — успеть. Успеть до того, как Кадан соберет новую армию взамен разгромленной. И до того, как ему самому исполнится двадцать один.

Кадан. В первый раз для того, чтобы собрать и привести армию, им понадобилось пять лет, и три из них, насколько было известно Рамону, ушли на дворцовые перевороты. Значит, два года. Как скоро они смогут собраться после нынешнего поражения, точно не сказать, но едва ли раньше, чем через год. Да и то многие наверняка предпочтут откупиться от службы. По крайней мере, когда пришел приказ герцога, собиравшего войска для нового похода, те из вассалов Рамона, что потеряли родичей во время осады Агена, в первую очередь вспомнили о щитовых деньгах. Несмотря на то что сумма для многих казалась почти неподъемной. Вряд ли жители Кадана в этом сильно отличаются от соотечественников: для того чтобы пробудить воинский дух, нужны победы, а поражения и смерти вызывают не только жажду мести, но и желание жить. И не у каждого перевесит месть. Значит, положим год и посмотрим. Но год — это слишком долго, проклятие может поднять голову куда раньше. Никто не знает, как скоро после вхождения в возраст оно даст о себе знать. Авдерик вон через день…

Рамон помотал головой, отгоняя всплывшее перед глазами видение. Жаль, что он навсегда запомнил брата таким. И можно было сколько угодно вызывать в памяти смеющегося рыцаря в красном и серебряном. Все равно потом приходил мертвец с месивом вместо лица — и оставалось только надеяться на то, что лошадиные копыта прошлись уже по бездыханному телу.

Впрочем, надейся — не надейся, уже ничего не изменишь. Что ж, он знает, сколько времени ему принадлежит, все остальное станет нежданным даром. И хватит об этом.

Всадники ежились в предрассветной зябкой хмари: все оделись с расчетом на полуденный зной, но до полудня было далеко. Кое-кто из людей откровенно зевал во всю глотку и — Рамон был готов поспорить на что угодно — про себя осыпал ругательствами господина, поднявшего ни свет ни заря. Пусть их. Главное, что с этими людьми он был спокоен за свою спину в любой битве, а поворчать — дело святое. Люди герцога, напротив, ехали с каменными лицами — кто поручится, что, вырази они недовольство, не дойдет до ненужных ушей. Лучше изначально не подать поводов для разговоров, чем потом столкнуться с гневом господина. И едва доехали до места, они тут же принялись за дело, вымеряя и расставляя вехи.

Земля Рамону понравилась. Приток реки, в устье которой стоял Аген, делал здесь широкую петлю, превращаясь в естественную границу. Дальше, за крутым берегом стелились луга — и лишь где-то на самом горизонте темнел лес. Незаметно не подберешься. По эту сторону реки тоже лежали луга, а дальше, там, куда не доходила разливавшаяся по весне река, вольготно раскинулись засеянные пшеницей поля, перемежаясь со стоящими под паром землями. В этих местах давно перестали расчищать лес под пашню — и зеленая непроглядная стена окружала владения рыцаря с востока.

Три деревни, одна аж на полторы сотни дворов. Люди жили широко и богато, благо земли было вдосталь, и родила она щедро, не то что дома.

— Не жалко Хлодию это оставлять? — поинтересовался Бертовин, когда межа была очерчена. — Поболе, чем дома, земли-то будет.

Рамон улыбнулся.

— Землю холить надо. Как норовистого коня — держать в узде, но холить. Из-за моря трудновато будет, как пить дать из рук уплывет. Вот тогда точно станет жаль — если с того света я смогу о чем-то сожалеть. А со своим добром вы с Хлодием управитесь.

— Управимся. Замок где ставить будешь?

— Дай подумать. — Рамон прикрыл глаза, мысленно перебирая виденное сегодня. На самом деле место он уже присмотрел, но в таких вещах нельзя ошибаться. Жаль, камня здесь нет, придется деревянный строить, как делали предки еще каких-то два века назад. Он в последний раз огляделся, протянул руку. — Вон тот холм, как думаешь?

Бертовин бросил оценивающий взгляд в ту сторону.

— Кажется, ничего. Поехали, ближе посмотрим.

Кавалькада поднялась на вершину пологого холма.

— Низко, — сказал Бертовин. — Досыпать придется.

— Еще как придется, — согласился Рамон. — Зато с одной стороны ров, считай, не нужен. Река. И с остальных воду ко рву подвести будет проще.

— И водовод в замок прорыть.

— И водовод, — кивнул рыцарь. — И вокруг все как на ладони — будет, когда насыпь как следует сделаем. Даже дозорные башни по реке можно будет не ставить.

— Это дома можно не ставить. А здесь придется.

— Теперь «здесь» будет «дома». Привыкай.

Бертовин в который раз оглядел окрест, расплылся в улыбке.

— Пока не могу. Вот даст бог, отстроимся… камня нет, частокол будем ставить?

Рамон кивнул. Камня нет, зато леса вдосталь. Годилось предкам — сгодится и для него. А там захотят Хлодий или даже его потомки каменный замок — выстроят. Когда появится возможность везти камень за тридевять земель. А пока будем обходиться тем, что есть.