…Ничем не лучше оказывались и визиты в губернии и высокопоставленных царских министров. В августе 1843 года Саратовскую губернию посетил министр государственных имуществ (1837—1856) граф П.Д.Киселёв (1788—1872). Граф хорошо относился к Фадееву и во время недельного пребывания в Саратове попенял только его за ужасное состояние дорог. А потом Павел Дмитриевич решил проверить, как выполняется его переселенческая программа. Согласно этой программе, крестьянин, переселявшийся в Саратовскую губернию, получал дом, который должен был обойтись казне в 60 рублей. Первый удар по самолюбию министр государственных имуществ получил при проверке истинной стоимости домов: дом уже стоил не 60, а 80 рублей. Сколько граф ни торговался, сколько ни сердился, сколько ни пытался поймать местного управляющего государственной фермы, саратовского помещика Ю.Ф.Витте, на воровстве, цену сбить не удалось.

Получив эту горькую пилюлю, граф встретился с переселенцами, недовольными полученными земельными наделами. Они просили дать им возможность выбрать участки по своему вкусу. Началась нудная и долгая тягомотина: граф сладким голосом целых 2 часа приводил жалобщикам доводы о неудобоисполнимости их пожеланий и каждый раз спрашивал, понимают ли они его аргументы. Крестьяне в ответ низко кланялись, подтверждали, что даже очень хорошо его понимают, но очень просят исполнить их желание. В конце концов, терпение Киселёва иссякло, и он сухим и обиженным голосом сказал, что «этого сделать нельзя». При этом он им ласково улыбнулся, наклонил голову набок и, приложив два пальца к губам, удалился. (Фадеев пишет, что это было похоже на прощание графа с французскими актрисами). Крестьяне остались стоять, в недоумении раскрыв рты и не зная, как всё это было нужно понимать. Фадеев утверждает: они были уверены, что граф их пожелание непременно выполнит48.

…А Фадеева, между тем, вызвали на ковёр и по инициативе Перовского стали обвинять во всех грехах: что он распустил и избаловал саратовскую губернию; что все губернии идут вперёд по пути прогресса, только одна саратовская губерния тащится позади всех; что вовремя не уволил с должности частного пристава, связанного с ворами и разбойниками; что допустил разрытие саратовского кладбища; что в критических ситуациях губернатор уезжает из города; что неправильно взял прогоны во время настоящей поездки в Петербург и т. п.

Все чины губернии, включая Столыпина, выступили в защиту Фадеева, но в январе 1846 года Андрей Михайлович не стал дожидаться результат следствия и подал прошение об отставке. Надежды на то, что граф Киселёв возьмёт его к себе, не оправдались, зато его пригласил к себе наместник Закавказского края граф М.С.Воронцов. Согласно Н. Ф., проводы Фадеева из Саратова были печальны, многолюдны и изрядно орошены слезами саратовских жителей. Повсюду устраивались обеды, купцы предлагали безвозмездную денежную помощь, поскольку знали, что особых доходов у Андрея Михайловича не было, а крестьяне по пути Фадеева с женой и дочерью в Астрахань, предлагали им бесплатные продукты.

В последние годы Российской империи, согласно Любичанковскому, было проведено всего 14 ревизий. Примечательно, что объектами ревизий стали в основном окраинные губернии Кавказа, Средней Азии и Запада России. С одной стороны, это можно было считать признаком определённого благополучия в центральных губерниях. С другой стороны…

На всю Россию «прогремела» ревизия московского губернского правления, проведенная в 1908 году Н.П.Гариным и выявившая «коррупционную в своей основе систему круговой поруки полицейских чинов и высшего московского руководства– т.н. ˮрейнботовщинуˮ». Эту систему взяточничества ввёл градоначальник А.А.Рейнбот и распространил её на всю Москву. Гарин так охарактеризовал это явление: «Победное возвращение в Москву полицейской взятки произошло во времена генерала Рейнбота не от одного слабого его надзора за подчинёнными, но и под развращающим влиянием его личного примера и вследствие вполне сознательного с его стороны попустительства указанному злу».

Ревизии показали, что за 200 лет существования губерний и губернской администрации произошло стихийное объединение чиновников в корпорацию по взаимной защите от всякого наказания, в которой действовал основной принцип «своих не сдаём». В частности, чиновники губернских правлений повсеместно покрывали преступления своих полицейских коллег. «Поразительно снисходительное отношение… к нарушителям служебного долга» нашёл ревизующий сенатор Б.Д.Нейдгардт в западных губерниях. «Снисходительное, иногда до крайности, отношение… к должностным преступлениям», – вторил ему сенатор граф К.К.Пален из Средней Азии. Одним словом, manus manum lavit. Механизм развития корпоративной самоорганизованности в среде провинциальных чиновников был характерен для всей империи, делает вывод Любичанковский, изучавший поведение чиновников уральских губерний.

И забили тревогу на самом высоком уровне. О результатах этой тревоги историк И. Блинов, заканчивая свой труд о губернаторах, выразился такими словами: «Фактическое же положение надзора за деятельностью губернаторов всегда было и есть неудовлетворительное. И едва ли не хуже всего обстоит дело последнее время. Вот что даёт нам история».

Написано это было в 1905 году.

Об актуальности этого вывода читатель может судить сам.

Дамы, приятные во всех отношениях

…Дамы… выказывают такое высокое чувство гражданственности, что ни

одному разогорчённому супругу даже на мысль не приходит произнести

слово «бесстыдница» или «срамница».

М.Е.Салтыков-Щедрин «Помпадуры и помпадурши»

Нравы местных дам к концу XVIII в. прямо скажем несколько поиспортились – сказывалось чтение французских романов, знакомство с Европой и подражание великосветскому обществу Москвы и Петербурга.

Французский путешественник Белькур, посетив Москву, так охарактеризовал местных дам: «Дамы русские, побывав в Париже, по большей части усвоили себе дурной тон наших французских модниц… и привезли его с собой в Россию. Хорошего же тона они не приобрели и весьма далеки от этой цели как в отношении приятности разговора и ума, так и в отношении порядочности в обращении и в туалете. Другие дамы, не бывшие за границей, хотят подражать тем, которые подышали воздухом Франции, но им удаётся усвоить себе только дурное… К тому же они любят вино и крепкие напитки и много пьют их, подобно своим мужьям; как мужчины, так и дамы очень жестоки со своими рабами».

Одним словом, как выразился поэт XIX века, «ангел дьяволом причёсан и чертовкою одет».

Конец галантного XVIII века ознаменовался определённым падением нравов т.н. высшего общества России. Любовные приключения стали уделом чуть не каждой более-менее «понимающей о себе дамы» и чуть ли не каждого представителя сильного пола, которого не сдувало с тротуара ветром. Причём «помпадурили» главным образом состоящие в законном браке люди и не в последнюю очередь – губернаторы. Мужья таких помпадурш считали за счастье ходить с рогами, потому что помпадур обычно не забывал и про них, награждая их какой-нибудь денежной должностишкой. Вспомним хотя бы незабвенного Салтыков-Щедринского Бламанже, который буквально «сдавал в аренду» губернаторам свою супругу и которого наш маститый сатирик наверняка писал с натуры.

Вот и новый московский военный генерал-губернатор граф Иван Петрович Салтыков (1797—1804) тоже был «не дурак» по женской части. Граф был стар, но влюбчив, пишет Долгоруков, и не успел он прискакать из Киева во вторую столицу, как тут же «расставил все батареи» против прелестей одной своей родственницы —княгини Трубецкой. Да и что было делать военным генерал-губернаторам, как не влюбляться: ведь сам император Павел влюблялся в это время в мадмуазель Лопухину.

Будущая помпадурша Салтыкова в любовных делах нисколько не уступала старому повесе: «В этой битве княгинины способы были сто раз надёжнее, потому что она принялась за все обольщения, женскому полу свойственные», – комментирует записной ловелас Долгоруков. К тому же красавица княгиня пожимала лавры на сцене, сыграв заглавную роль в любительской постановке пьесы в домашнем театре князя Шаховского. Прусский кавалерист за весь свой век не выкурил столько трубок, сколько поцелуев обрушились на слабую ручку Трубецкой, пишет с завистью Иван Михайлович. С завистью, потому что после пензенского дела с Улыбышевой (см. ниже) сам он несколько стушевался и перьев перед московскими красавицами не распускал. Пока.

Думается, вышеприведенное наблюдение француза Белькура можно вполне распространить на провинциальных дам с той только оговоркой, что дам, которые «подышали воздухом Франции», в провинции практически не встречались. Там только иногда встречались, как пишет пензенский вице-губернатор и специалист по женской части И. М. Долгоруков,