степи художник не додумался. Жизнь богаче воображения, если не поскупиться на расходы.

Пойдешь ли в поле, в лес, в овраг,

Знай, фотограф слишком робкий,

Разнообразна Флора так,

Как от пустых графинов пробки.

А. Рембо. Что говорят поэту о цветах.

Пробки от графинов в Арберетуме не заметны, едят здесь много, но пьют иначе. Хоть прежде, наверно, могли и из графинов. А чего? Поэзия – продукт долговременного пользования и не обращает внимания на пустяки. И время в том числе. Можно пить даже из горлышка, если в рифму, а сосуд завернут в газету. И пусть наивная полиция ломает голову, что там внутри. Зато восторг! Слова о прекрасном, о наслаждении (особенно!) готовы сорваться с языка. Остается подобрать рифму, съездить в Африку, вернуться на носилках, сами не заметите, что заговорите, как А.Рембо.

Разнообразие здешних растений трудно вообразить. Вот гинко-билоба, говорят, помогает для оживления памяти. Неудивительно, это – старейшее из растений, динозавры им чревоугодничали задолго до нашего зачатия. Специально не доели, оставили, чтобы мы их не забывали. Головка у динозавров была маленькая, но ведь жили как-то, не переходя на животный белок. Первые вегетарианцы – это они. Раньше самого Будды. Даже шутить на этот счет не хочется. Где бы мы все сейчас разместились, если бы они уцелели, потребляя гинко-билобу. Вопрос эгоистичный, но в эволюции иначе нельзя. Ковчег бы перевернули, Ноя утопили, как бедняжку Муму, он, наверно, и плавать не умел. Никто бы не спасся. Назвать смерть своевременной, язык не повернется, но, похоже, для динозавров так и случилось. Мы должны быть благодарны. Да, да, благодарны именно динозаврам. Погуляли и ушли, освободили место. А представьте, каково, если бы сейчас с динозаврами. Умные люди и так с ног сбились: миллиард – сюда, миллиард – туда. А куда остальных? Поэтому в музее следует возлагать цветы. Прямо к скелетам динозавров. Хочется быть справедливым и великодушным. Хочется думать о динозаврах хорошо, надеюсь, и нас когда-нибудь так вспомнят. Не лично, а вместе со всем любимым человечеством. И фото можно приложить, хоть поверят даже так. Все, кто нас знал, особенно с лучшей стороны. Там, где комар укусил. Ну, как, вы готовы?

Конечно, снова натыкаешься на китайцев. Их пейзаж субтропический. Не совсем джунгли (или все-таки джунгли?), но выглядит торжественно. Потому что так оно и есть. Небо плотно закрыто деревьями. Облака выше, их от нас не видно. Рельеф местности изменчив, внизу в лощине можно легко вообразить упрямое движение каравана с грузом чего-то незаконного: наркотиков, зенитных ракет, мало ли еще чего… Караваны упрямо тянутся, верные коммерции и революционному долгу.

В конце китайской тропы – ограда Арберетума, за ней луг и река Анакостия, за ней город. До пяти часов можно резвиться на лугу. Ровно в пять калитка закрывается, и выбирайтесь, как хотите. Для романтиков все только начинается.

Потом мы попадаем в места совсем воздушные. Деревья будто позируют. Можно снимать с любой выдержкой. У самих деревьев выдержки хватит, пережить не только фотографию, но и фотографа. С этим никто и не спорит. Что-то отзывается, помимо любования, более тонкие струны. Разочаровавшиеся в жизни люди, вроде чеховского доктора Астрова, ценят красоту леса. Спасительное свойство. Для деятельного пессимиста лес служит лекарством, а всем остальным – приготовиться, достаточно сказочного ощущения, что когда-то мы уже здесь были.

Совершаешь замечательное открытие, когда, выйдя из леса великанов, оказываешься в нестесненном пространстве желтого, багряного и прочих цветов. Осенью природа достигает максимума изобразительных возможностей. Здесь неплохо побыть близоруким. Здоровые глаза поглощают все разом, зато, если вы пользуетесь линзами, воображение опережает живую картину. Вас ждут сюрпризы. Сначала вы попытаетесь угадать, а лишь потом рассмотреть угаданное, и прелесть каждого такого прозрения наполняет вас уверенностью. Мы заодно с природой, вы – свой человек, вам есть, чем гордиться. Конечно, природа равнодушна, никто не спорит, но присутствующих она выделяет особо, по крайней мере, здесь. В Арбаретуме.

Идем дальше. Большая зеленая лужайка. На таких раньше устраивали дуэли, приезжали в экипажах на рассвете, готовили пистолеты. Сходились или оставались на месте. Потом доктор громко объявлял, кого не хватает. В Америке мало кто стрелял в воздух, здесь это было не принято.

Времена переменились. На лужайке, где когда-то лилась кровь, сидит компания с прибором для измерения глюкозы. Русская рулетка. Сейчас проверят, объявят, и сразу за доктором. Если еще успеет… Даже женщин не щадят, может быть, в первую очередь. А холестерином добивают, чтобы наверняка…

Вот лужайка, вполне подходящая для решения вопросов чести. Особые услуги. Соблюдение ритуала и так далее…

Потом вы оказываетесь у небольшого пруда с фонтанчиком и мемориальной скамейкой. Здесь много разных. Вы не поверите, но так и есть, можно почтить память усопшего или усопшей не только поглотив в скорбящем организме изрядное количество спиртного. Человек пьющий (homo bucharicus) может с этим не согласиться. Никто и не спорит, но встречаются безутешные родственники и ставят мемориальные скамейки. Хотя и все остальное (с закуской, конечно) соответствует настроению. Люди мы пока живые или нет?

Бывают места, где банальность уместна. Добавим немного воображения, как в женском романе, приготовим свежий носовой платок, а остальное приходит само собой. Стихает дневной шум, черные охранники бережно провожают последних посетителей. Их время вышло… Бесплотная гостья приходит посидеть на собственную скамейку, Она здесь у себя. Если рассчитывать на эфирное присутствие кого-то еще, то лучше Арберетума места не найти. Кругооборот веществ… в общем, что-то обязательно проявится. Это без шуток…

Вот, как это выглядит. Шелестящий дол. Напоминание, кто еще в гостях, а кто уже дома. И не нужно ахать, не нужно никому завидовать, с какой стороны не погляди. Если вы меня правильно поняли…

Воздействие природы бесконечно разнообразно. Красота дает надежду. Красота рождает печаль. Бывает, что крышу сносит. И еще много чего. О спасении мира мы не говорим. Так далеко или, наоборот, близко мы не загадываем. Но должно быть нечто, пригодное для обобщения, для примера. Или НЕКТО.

Потому что без человеческой воли и упорства все наши разговоры, призывы и всхлипывания пропадут впустую.

Это Вильям Готелли (William Gotelli), который всю жизнь передвигался по миру, собирая коллекцию Сonifers.

Если вы не знаете. кто такие Кониферс, приглушите краску стыда, и слушайте… Кониферс – это хвойные, разные можжевельники, туя, в общем, все, кроме брюссельской