class="p1">Потасовка развеселила меня. Я придумал, как еще на десяток единиц увеличить свой энергетический счет. Если добавить в луч галлюциногенный спектр, то парализация обернется сном, а сниться будет продолжение ссоры, вплоть до убийства… Подумав об убийстве, я рассмеялся. А идея неплохая и обязательно пройдет на Совете.

Я сел в углу за свободный столик, заказал водки, стандартный набор закуски и развернул газету.

Принесли водку в запотевшем графине на прозрачном подносе. Я налил порцию, выпил не закусывая.

К моему столику, качаясь, подошел незнакомец и плюхнулся в кресло напротив.

— Меня зовут Кляйн, — сказал он, — мои предки… Ха-ха-ха, — вдруг рассмеялся он и выставил указательный палец, — мои предки были пруссаками.

Кляйн был настолько пьян, что я удивился: куда смотрит его «доктор»? Но раз «доктор» молчит, значит, этому человеку многое дозволено.

— Зовите меня Максом, — сказал я и налил ему водки.

Полная стопка долго балансировала в его руке, и он никак не мог поймать ее открытым ртом. Наконец Кляйн отказался от желания выпить и угрюмо проговорил:

— У меня сегодня день рождения… Мне исполнилось… Черт… Я давно уже сбился со счета… Вечная жизнь — не гарантия вечной памяти… Знаете, — вдруг горячо зашептал Кляйн и подался вперед. — Знаете, я биолог, мой метод автономного омолаживания — это революция в философии вечной жизни. Посмотрите на меня! Сморчок! Старый лысый сморчок! Но возьмите мой ноготок, вот кусочек этого ногтя несет в себе мой полный генетический код! Вы хотите сказать, что это тривиально? Да! Но моя установка, — он потряс в воздухе пальцем, — полчаса и — вечная молодость… Вы чувствуете разницу? Не вечная жизнь, а вечная молодость!

Он неожиданно разрыдался.

— Молодости хочу, молодости… — скулил Кляйн, растирая слезы кулаками, — а они не покупают проект. Они вообще его запретили. И теперь мою установочку… И сам я не успел… Не успел… Ну и хрен с вами! — Он схватил стопку и опрокинул водку в рот. Тут же сверкнул голубой луч, ужалив Кляйна в мочку.

Кляйн уставился на меня совершенно трезвыми, удивленными глазами.

— «Доктор» впрыснул вам дозу отрезвителя, — пояснил я на всякий случай.

— Я понял, — ответил он и провел ладонью по лбу. — Кажется, я наговорил лишнего?

Кляйн виновато улыбнулся, тяжело поднялся и вышел из бара.

Сморчок, с жалостью подумал я, в сущности, все мы — сморчки. У меня морщин меньше, чем у него, но больше, чем было на лице самого старого из смертных. И все мы давным-давно пережили свои волосы. В этот миг что-то мне почудилось, что-то щекочущее, головокружительное. И как я потом ни пытался вспомнить, что это было такое, у меня ничего не получилось.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Я шел по вязкому песку до следующего подъемника. Его маяк еле пробивался сквозь помехи, которые наводил «свидетель». Солнце было жарким как никогда, и «доктор» чаще, чем обычно, делал мне инъекции. Я не чувствовал усталости, и жажда не мучала меня. Хотя пот заливал глаза и сердце работало с перегрузками, это было все, что я мог позволить себе в истязании плоти. Я уже давно забыл, что такое настоящая усталость, что такое настоящая жажда. Я не могу надраться до бесчувствия, не могу набить морду обидчику. Я даже не могу сделать больно самому себе. У меня неплохой энергетический счет, и я очень многое могу себе позволить. Но предел определяю не я…

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Ты не был на последнем Совете, — сказал Вадим укоризненно, — а положение невеселое.

— Что-нибудь с энергией Кольца?

— Хуже. Как ни парадоксально звучит, но люди устали жить… Мне доложили. Ты тоже занялся Трансформацией?

— Да. У меня есть кое-какие идеи.

— «Свидетель» работает странно. Тебя что-то беспокоит?

Я решился:

— Расскажи, что тебе известно по теме «Амазонки».

Вадим вздрогнул:

— Опять эти «Амазонки». Сколько можно ворошить прошлое?

— До тех пор, пока мы не овладеем Трансформацией.

— Что тебя интересует?

— Меня интересует судьба «Последнего миллиона».

Вадим долго смотрел на меня, наконец заговорил:

— Когда… Когда… — он горько усмехнулся, — когда стало ясно, что необычайно высокая — ураганная — женская смертность и продолжительность мужской жизни находятся в прямой зависимости друг от друга, перед нами встала задача определить время жизни мужчины, как только умрет последняя женщина. Ты помнишь, тогда их осталось несколько миллионов. Они мутировали. Они стали похожи друг на друга: черные прямые волосы, смуглая кожа, атрофия мышц лица… Амазонки. И ни одна уже не могла стать матерью… Ураганная смертность женщин прекратилась, когда их осталось не больше миллиона. Они продолжали умирать, но медленно, как умирали мужчины. Увеличение продолжительности жизни мужчин тоже прекратилось. Тысяча, две тысячи лет — был наш общий предел. Мы сделали очень сложные расчеты. Очень сложные и очень точные. Тогда было открыто существование Энергетического Кольца. Его образовывали все, все мужчины, оставшиеся в живых. Тогда было открыто, что женщины паразитировали на энергии Кольца, разрывали его. Если бы они погибли, как погибли их предшественницы, Энергетическое Кольцо замкнулось бы, и мы получили бы бессмертие. Но они умирали слишком медленно. И умирали мужчины! Энергия Кольца таяла. Еще немного, и было бы поздно: Кольцо не замкнулось бы никогда. Человечество стояло перед угрозой вымирания. Мы рассчитали все точно. Этот миллион женщин был никчемным. Ты понимаешь? Совсем никчемным!

Вадим долго молчал, потом произнес:

— Все. Уходи. Больше я тебе ничего не скажу.

Я послушно вышел.

Мне кто-то говорил, но я не мог этого понять — Вадим был моим отцом…

И вдруг я вспомнил то, что щекотнуло меня тогда в баре, когда протрезвевший Кляйн уходил, как побитая собака. Его установка автономного омолаживания и мой женский волос! Волос тоже несет в себе полный генетический код той, кому он принадлежал.

Я остановился, пораженный этой мыслью. Если все хорошо устроить, то на свет появится женщина, уже посетившая один раз этот мир. Завтра она сможет пройти этими улицами, дышать воздухом, которым дышу я. Она… Она сможет… Это невероятно! Сможет иметь детей… Ведь волос — золотистый, а не черный, как у амазонок.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Найти лабораторию Кляйна было делом нетрудным. Я вышел на нее по своему личному справочному каналу. Но с этого момента — я понимал — счет пошел на минуты. «Свидетель» фиксировал каждый мой шаг, и если он еще не понял, зачем мне Кляйн, то, несомненно, пытается понять. В кратчайшие сроки я должен отключиться от «свидетеля», иначе до Кляйна мне не добраться.

— Ты? — удивился Кронин. — Что-нибудь случилось?

Мне было жаль его, но что оставалось делать? Медлить нельзя — «свидетель»!..

Я бросился на Кронина. Кронин