Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, что именно я ожидал увидеть, но, благодаря всем рассказам Пола о геомантии и фань шу, я предвкушал, может быть, нечто более диковинное. А увидел просто дом, на редкость соответствовавший вкусу и интересам Пола, но никоим образом не эксцентричный. Я увидел дом, где каждая мелочь была сделана мастерски и с любовью, от обшитой панелями гостиной до весьма эффектной библиотеки на третьем этаже. Никогда не приходилось мне бывать в другом доме, где бы я сразу почувствовал такое удобство и удовольствие быть гостем.
После экскурсии по всему дому мы сели выпить по чашечке кофе, и я рассказал ему, какое впечатление на меня произвели превосходные плотницкие работы и чудесный дизайн.
— Хорошее фань шу? — спросил Пол.
— Еще бы, — ответил я.
— Спасибо, — поблагодарил он, — я был вполне уверен в правильности своего пути, но все равно рад, что ты это подтверждаешь. Это пока не совсем то — я думаю, мне нужен еще один или два шкафчика, да и над расстановкой книг еще придется поработать. Определенно чего-то недостает… каких-то декоративных элементов…
Видя, что я смотрю на него с недоумением, он пустился в объяснение:
— Мой дом и его содержимое — не просто эстетическая ценность и даже не просто пример применения обычного фаньшу. Я добиваюсь такого уровня фань шу, или, вернее, чего-то сверх фань шу, о чем знают немногие на Востоке и о чем фактически никто на Западе даже не подозревает.
Мой по-прежнему непонимающий взгляд заставил его развивать тему дальше.
— Ты знаешь, что я был во Вьетнаме во время Новогоднего наступления? — Я кивнул, и он продолжал: — Ну так вот — в неразберихе я отбился от своей части в предместьях небольшого городка Ба Нгои. Это несколькими милями южнее моста Май Кэй на шоссе, которое французские легионеры когда-то называли Улицей без радости.
Я увидел неприятельское подразделение из местных жителей, с мрачной решительностью марширующее в моем направлении. Я подумал, а вдруг они не заметили меня, и юркнул в первый же дом, который увидел. И зря. Дом принадлежал пожилому китайцу, местному рисовому магнату, и это с ним соседи-патриоты шли посчитаться.
Вот что я представил себе: если в следующие несколько минут не появятся десантники, то и я, и старый китаец станем мертвечиной. Меня пробирала дрожь, но этот старый человек вел себя совсем не так, как бывает в последние мгновения жизни. Он был совершенно невозмутим и ходил по дому, внося незначительные изменения в убранство комнаты, которая, как успел заметить, показалась бы в высшей степени уютной при других обстоятельствах.
Он снял со стены картину, изображавшую рыбацкую деревню, и заменил ее другой, с окутанными дымкой горами. Потом переставил с верхней полки книжного шкафа на нижнюю книги в красных кожаных переплетах — романы Виктора Гюго на французском языке. Когда он поменял местами несколько великолепных фарфоровых статуэток, изображавших Восемь Бессмертных, я почувствовал легкую дурноту, которую приписал совершенно естественной реакции на близость неминуемой смерти.
Взяв себя в руки, я выглянул из окна и испытал большое потрясение. Местных мстителей нигде не было — это хорошо, но и местного пейзажа там тоже не оказалось, а это было по меньшей мере тревожно. Вместо предместья Ба Нгои я видел какие-то ошеломляюще прекрасные горы.
Старик присоединился ко мне. Он широко улыбался и указывал на оленя, пасшегося на дальнем лугу. Затем он жестом пригласил меня сесть. Потом приготовил восхительный ароматный чай лок-он, который мы пили маленькими глотками, наслаждаясь роскошным видом, звуками и запахами горного ландшафта.
Когда мы покончили с чаем, старый китаец снова улыбнулся, как бы давая мне знать, что все хорошо. Он встал со стула, снял картину с горным пейзажем и заменил ее той, что висела прежде. Потом вернул на прежнее место книги Гюго.
Когда он переставил статуэтки Восьми Бессмертных, у меня опять появилось чувство дурноты Глянув в окно, я увидел, что мы снова в предместье Ба Нгои. Неприятель отступил, и подошла моя часть.
Пока я находился во Вьетнаме, я, по правде говоря, не очень задумывался об этом сверхъестественном эпизоде. Уж слишком многое в моей вьетнамской жизни было сверхъестественно. Еще один странный эпизод — ну и что? Но когда я вернулся в Штаты и наткнулся на труды по фань шу, я не мог не связать одно с другим. Сейчас я допускаю, что под давлением очень трудной ситуации мой разум сыграл со мной шутку. С другой стороны, разве это не чудо, если произошло именно то, что я помню? И если действительно это произошло, то, может быть, я смогу сделать, чтобы нечто подобное случилось снова? Вот тогда я и начал серьезно изучать фань шу.
Сначала я двинулся по ложному пути. Я пытался воссоздать копию дома старика. До определенного момента все, казалось, шло хорошо, но в конце концов я понял, что у меня ничего не выйдет. Точная копия невозможна. Оригинал был в другом месте и в другом времени. И что еще более важно — оригинал был выражением духовного постижения стариком его собственного окружения. Я мог быть любопытствующим седоком в экипаже старика, но, если я хочу стать возницей, мне нужно сделать свой собственный экипаж.
Я близок к завершению его корпуса. Дизайн и конструкция — классический пример из учебника фань шу, поток «ци» максимален. Осталось отрегулировать двигатель, если я собираюсь вывести мой экипаж за пределы обычного уровня фань шу. Для этого мне нужно как можно глубже проникнуть в свои физические и духовные потребности, понять, как на них повлияли и как их отразили те книги, украшения и другие вещи, с которыми я взаимодействую. Если я смогу достичь гармоничного объединения материальной и духовной составляющих моего «я», манипулируя физическими символами моих инстинктов и стремлений, я смогу достичь того же, чего достиг тот старый китаец много лет назад в предместьях Ба Нгои.
Уходя от Пола, я подумал, что, хоть этот парень и немного чокнутый, но мне он все равно нравится.
Прошло еще два года. Пол продолжал держать меня в курсе того, что я привык считать безобидными романтическими поисками страны по ту сторону фань шу. Он рассказывал мне, что решил поставить двухтомник по педагогике в