– Попей! – Толик протянул ей где-то раздобытый одноразовый стаканчик с водой. Лена, в полуистерике, попыталась его выбить, но готовый к такому повороту Толик перехватил ее руку. – Попей. У тебя хотя бы цель есть, большинству-то ехать некуда. А в Измайлово как-нибудь доберемся. Да, Макс?

– Обязательно доберемся! – пообещал Максим. Он пытался что-то вспомнить. – Совсем ведь недавно слышал я про Измайлово… Пойдем, Лена, перекусим чего-нибудь, ты про Надьку расскажешь, про Новосиба, а я соображу. Никак ухватить не получается: крутится что-то именно про Измайлово…

У Лены начался «откат», ее забило крупной дрожью, и она позволила отвести себя к палатке. Там женщины тут же дали ей чая и каких-то конфет, перепало и ее приятелям. Толик бойко что-то рассказывал, потешая окружающих, хотя смех казался Максиму немного деланым. Всем хотелось побыстрее забыть неприятный эпизод. Максим подумал, что если по каким-либо причинам организация, наспех созданная лидерами Сопротивления, рассыпется, все эти группы вооруженных людей, скорее всего, сцепятся друг с другом из-за тающих ресурсов. И вода выходила на первый план: водопровод не работает, а к реке не подойдешь. Хоть колодцы копай, но в Москве еще поди найди подходящее место. Под всем центром – туннели, водоотводы… Посасывая леденец, он взъерошил затылок: Измайлово.

– Есть! – Максим стукнул Толика кулаком в плечо. – Есть, вспомнил! Про Измайлово!

– Тихо, – шепнула Лена и, сжав его руку, сказала в самое ухо: – Чужие не должны слышать. Тут все рады Новосибу стучать!

Лишь спустя несколько минут им втроем удалось оказаться в стороне. К тому времени Максим вспомнил все. Тревожно поглядывая на темнеющие над их головами облака, он как мог рассказал о допросе, который майор устроил запойному каннибалу.

– Он говорил, что они оттуда и приехали. За оружием, откуда-то их пророк, Новый Иеремия, знал квартиру, где его взять. Но обратно они проскочить не сумели или испугались и просто засели на той крыше.

– Новый Иеремия?! – У Лены загорелись глаза. – Это он! Мамочка моя последнее время в церковь зачастила. И сказала мне по телефону, во время последнего разговора, что он там возле церкви проповедовал.

– Его батюшка прогнал, – припомнил Максим. – А проповедовал он, что надо быть как звери, потому что на людей Господь прогневался, и надо есть мутантов.

– Нет, такого мама не стала бы слушать!

– Может, я что-то не так понял, а может, этот алкоголик бредил. Но имя я помню точно.

– А вот и цель! – Толик подмигнул ему. – Если там такая же банда людоедов и садистов, а никому нет до нее дела – мы должны добраться до них. Об этом еще Белоглазов в автобусе говорил. Майор зря не скажет, я с ним согласен: этих выродков терпеть нельзя.

– Нет, не может быть, чтобы мама… – заспорила было Лена, но осеклась. – А вдруг она у них в плену? Ну вот, теперь мне еще хуже… Ребята, я должна попасть туда! Помогите мне!

Переговариваясь, они зашли за угол главного здания базы. Там через распахнутые двери выносили несколько трупов, замотанных в грязные, окровавленные простыни.

– Это еще что? – Толик инстинктивно поправил ремень автомата. – Между собой?

– Да нет, это опять кто-то обратился. – Лена отвернулась: последний боец нес сразу два маленьких трупика. – Там же иждивенцы. Их много, и довольно часто кто-то обращается в мутанта. А старики могут просто не заметить, задремать… Странно все. Был человек, в инвалидной коляске, чудом спасся. А когда обратился – набросился на всех, будто и не болел никогда. И старики становятся сильнее, и старушки. Дети обращаются… Но чаще дети – первые жертвы.

– Есть мнение, что дети не обращаются.

В собравшейся небольшой толпе рядом с ними оказался длинноволосый мужчина. Он явно нервничал, переминался с ноги на ногу и, часто двигая челюстями, то жевал резинку, то пытался надуть пузырь.

– Я на других базах бывал, все говорили: дети не обращаются! – продолжил он. – И я говорил нашим: вроде дети не должны обращаться! Мне все: заткнись, заткнись! У нас вот почти каждый день! А потом проследили и поймали одного старичка. Не такой уж и старичок, сука проклятая! Маньяк он, извращенец. Насиловал ребенка, а потом убивал – он, говорил, обратился и напал! Раз за разом, и все на него нападали. А в суете все бегают, никому и дела нет, начальники только о своем думают – вот он пятерых и успел… Того этого, и задушил! Раз за разом, а я ведь говорил!

– Ну, этого еще не хватало! – Толик закатил глаза. – Столько хороших людей погибли в первые же минуты, а мразь всякая так и не перевелась!

– Сейчас кончать гада поведут! – Длинноволосый ослабился, и изо рта у него потекла слюна, которую он смущенно утер рукавом. – У вас жевачек нет? Если будут, я сменяю на что-нибудь. Печенье есть у меня, и презервативы, если надо, тоже есть, и…

– Ты курить, что ли, бросил? – прервал его Максим.

– А как не бросить? Скоро не будет сигарет. Вон, начальство: все, что нашли и сдали на склад, – стратегический резерв! Тоже мне, резерв! Сами все скурят. – Нервный снова попытался надуть пузырь и снова неудачно. – Вон! Повели, повели! Сволочь!!

Двое бойцов из гражданских под предводительством седоусого мужчины с красной повязкой на рукаве вывели тщедушного, беззубого старика. Тот, и без того невысокий, шел пригнувшись и жалобно смотрел на окружающих. Их толпы посыпались оскорбления.

– Да не я это!! – взвыл старик. – Не я! Они же меня кусали, вот!

Он потряс перемотанной грязным бинтом рукой. Это было ошибкой, а впрочем, что ему было терять? Многие из столпившихся вокруг базы потеряли своих детей, и немало безутешных матерей упрашивали руководителей Сопротивления разрешить им жить с уцелевшими малышами, ухаживать за ними. Но вместо этого было принято решение отдать детей на попечение стариков, разделив и тех и других на группы по половому признаку. Половина комнат в здании была заполнена иждивенцами, и что творилось в этих комнатах, теперь уже никто не знал. При мысли о том, что бедные мальчики пытались сопротивляться и кусали насильника, сразу несколько женщин кинулись на старика. Мужчина с красной повязкой попытался их остановить, но конвойные предпочли остаться в стороне.

– Дайте мне! – разъяренная, всклокоченная полная дама подскочила последней с высоко поднятым автоматом. – На, тварь!

Приклад со всего размаха опустился на голову исцарапанного старика. И тут же раздался выстрел – не привыкшая к оружию ополченка даже не поставила автомат на предохранитель. Пуля насквозь прошила ее живот. Началась суета, кто-то побежал за доктором, сразу человек двадцать, мешая друг другу, пытались оказать первую помощь, другие громко материли раненую и ее начальство: «И какой осел дает таким оружие?!» Воспользовавшись сумятицей, седоусый с повязкой за шиворот вытащил потерявшего сознание насильника из толпы и так и поволок его прочь. Конвойные, переглянувшись, заспешили следом.

– Дожили! – расталкивая всех и руками, и животом, к дверям протиснулся Клыкач и, прежде чем исчезнуть за ними, провозгласил: – Там люди гибнут, чтобы за вас же отомстить, а вы в тылу, черти, что устраиваете!