Ройс включился в работу моментально. Он старался вырвать из моих рук палку, а еще он очень хотел добраться до меня самого, но каждый его бросок ограничивал поводок с крепким карабином.

Говорят, настоящие ниндзя всегда ожидают угрозы жизни. Те, кто профессионально работает с животными, – тоже. Только это спасает в самых неожиданных случаях. Так было и в тот раз. Непонятно почему, но глаз вдруг переключился в режим замедленного приема картинки. В какой-то момент я увидел, что после очередного броска Ройса альпинистский карабин, на котором сидел кобель и который выдерживал безумные нагрузки, разлетается, как если бы на его месте была канцелярская скрепка. Для меня все это происходило очень медленно. Ройс на долю секунды остановился, но, не ощутив препятствия, ринулся на меня. Голова в этот момент работает быстрее самого мощного компьютера. Принимаются несколько решений одновременно. Главное – не паниковать и не дать собаке атаковать туда, куда она метит, потому что тогда мой путь будет лежать прямиком в травмпункт к хирургу на штопку. В секунду кобель снесет меня с ног, сядет сверху и будет рвать, пока не подбегут ребята. А ребята в этот момент пытались стронуться с места, скользя кирзовыми сапогами по мартовскому льду. Я засунул собаке в пасть дрючок. Это был хоть секундный, но выигрыш времени. Дрючок превращался в щепки, как если бы он попал в измельчитель, в котором перерабатывают спиленные на улицах деревья и ветки. Жуткая пасть неумолимо приближалась к кисти. Этого никак допустить нельзя, потому что тогда прямой путь с площадки в ЦИТО[18], в отделение травмы кисти. (ЦИТО правда был совсем рядом.) Последние десять сантиметров палки я засунул в пасть Ройса и подставил правое предплечье.

От сковавшей дыхание боли картинка перестала существовать. Я летал, Ройс размахивал мною в воздухе как тряпкой, бил меня о землю, вытерев насухо лужу перед собой. У меня же была только одна мысль: не дать ему перехватить руку. Это продолжалось всего секунд десять-пятнадцать, пока не подбежали ребята и не растащили нас, но для меня это была целая вечность.

Все закончилось хорошо. За многие годы быть покусанным не то чтобы вошло в привычку, но к покусам выработался своеобразный иммунитет, все заживало как на собаке. В рукав пиджака я, конечно, вечером не влез, поэтому пришлось идти на Пугачеву в свитере. Отек еще неделю не позволял мне пользоваться рукой в полном объеме, но на следующее воскресенье я вместе со всеми был на площадке.

Я заканчивал заполнение ветеринарного паспорта после вакцинации. Йорк безропотно стоял на столе. Хозяйка, типичная рублевская, ничего не делающая кумушка, гладила его и продолжала рассказывать силиконовыми губами о своих жизненных трудностях:

– Алексей Анатольевич, а еще он совсем меня не любит. Стоит ему оказаться на земле, так делает, что хочет, убегает, не слушается, приходится его ловить. Я его боготворю. Он спит вместе с нами, горничная подает ему еду на его любимый диван, грумер приезжает к нему каждые две недели, каждый день он едет со мной в ресторан на ланч, где я заказываю ему его любимые вкусняшки. Больше всего он любит мороженое. Вот и сейчас нас уже ждут мои подруги.

– И как часто он оказывается на земле?

– Крайне редко. Я же не позволю своей собаке бегать где попало. Я его люблю.

На ресепшене Вовчик поставил все печати в собачий паспорт, и мы с хозяйкой вышли на улицу. Был замечательный летний день, светило солнышко, зеленая трава так и манила завалиться в нее, лечь на спину и смотреть в голубое небо.

– Отпустите его, посмотрим, как он вас не любит, – как бы между делом сказал я даме.

– Да вы что, здесь же сплошная грязь, не дай бог, что случится. Я ему у нас на участке не позволяю бегать. Только дома.

– Отпускайте, отпускайте, я же рядом.

Дама с осторожностью и нескрываемой брезгливостью опустила собаку на травку. Кобель с интересом понюхал ближайшую травинку, поднял на нее лапку, а потом, словно не веря своему счастью, помчался за ближайший куст.

– Давайте я подержу вашу сумочку.

– Это зачем? – хозяйка посмотрела на меня с удивлением.

– Как зачем? Вы сейчас встанете на четвереньки и помчитесь за ним по его делам. Вы же таскаете его с собой, заставляя жить своей жизнью, вот и вы, коль уж так его любите, поинтересуйтесь его жизнью.

Дама смотрела на меня, ничего не понимая. Вовчик, который вслед за нами вышел погреться на солнышке, неожиданно согнулся и начал судорожно кашлять в кулак.

– Сейчас почему-то стало модно очеловечивать животных – и не только домашних. Вы, как и большинство, просто поддались этой моде. Отсюда и ваше взаимное с кобелем непонимание. Вы должны запомнить, что он собака, он другой, у него другие интересы в жизни. «Вот здесь вот лапку поднимал боксер по кличке Адмирал, а здесь вот пинчер мелкий – хлыщ и задавака». Ему не интересны поездки по ресторанам и компании ваших подружек, ему куда как интересней провести время с их собаками, только не за столом, а где-нибудь на полянке, где они видят интересного гораздо больше, чем мы. Давайте ему погулять хотя бы раз в день минут тридцать, и вы увидите, как изменится его поведение. Как-то так.

Я повернул голову и увидел абсолютно пустые глаза силиконового создания. Какие там рассказы о взаимоотношениях человека и животного! Мозг дамочки мог воспринять в данный момент только слово «ресторан». Я присел, и кобель, который успел изучить полянку перед клиникой, с разбегу прыгнул мне на колени.

– Вот видите, никаких трудностей, он сам прибежал, – я отдал собаку хозяйке. Та сразу сунула ее под мышку и пошла к машине. Кобель опять стал придатком силиконовой груди.

– Да-а-а-а. – Я сел на лавочку рядом с Вовчиком. – Кобель – самая умная часть этого чуда пластической хирургии. А я ей стихи цитировал. А ты чего ржал?

– Просто ярко представил себе картинку: дама на четвереньках, бегающая за собакой.

– Ну вот.

– Зато слушал я с большим интересом.

– У меня первый такой прикол был еще давно. Помню, в середине девяностых мне попалась пациентка – итальянская левретка. Ее хозяйка Света была очень дорогой валютной путаной, жила в роскошной квартире на Фрунзенской набережной. Тогда еще не было нынешней Рублевки. Так вот, раз в год, а то и чаще, эта левретка оказывалась на неделю в стационаре моей клиники. Ну не могла Света удержаться, чтобы не кормить ее свиными отбивными еще с того, с настоящего Центрального рынка и не поить кофе с молоком. Причем ела эта, с позволения сказать, борзая только лежа в Светкиной роскошной постели. Сколько я ни увещевал хозяйку, результата это не имело. Каждый раз сквозь слезы и сопли слышались восхищенные рассказы, что собачка так любит вкусно поесть. И это называется любовью?