– Простите, мадам, не могу не сказать, что я такой же. Стараюсь не допускать истерик и не вводить в истерику. Хотя, впрочем, что вам до этого…

– Любопытно, в каком месяце вы родились?

– Июнь, 22 число.

– Вот видите, а я 21 июня. Вы Близнец, переходящий в Рака. Я верю астрологам. Мой друг Жан Поль Сартр тоже родился 21 июня. И это был человек, который тоже не терпел всяких драм и все принимал легко и весело. Что бы ни случилось, лучше всегда быть веселым, оставаться на коне. Я такая, и чувствую, что вы тоже.

Интервью Саган дает редко: «Если я буду принимать всех журналистов, то кончу тем, что буду жить как на постаменте». Прощаясь с Франсуазой, я решился рассказать ей давнюю историю своей заочной любви к начинающей романистке. Было это, точно помню, в 60-м году. Я служил тогда в армии и однажды в гарнизонной библиотеке наткнулся на сообщение о молодой французской писательнице. В статье пересказывалось содержание повести, была помещена биографическая справка. Этого оказалось достаточно, чтобы мое воображение разыгралось и я заочно влюбился в далекую парижскую девушку.

Франсуаза расхохоталась своим мелким стремительным смехом и заключила:

– Весь наш разговор о литературе не стоит одной этой новеллы. Вот он – самый веский аргумент в мою пользу: «В меня был влюблен русский солдат».

На секунду Франсуаза запнулась и добавила: «Даже русский солдат».

Но я не обиделся.

1988–1990

Однажды, это было в конце 1988 года, в магазине русской книги в Париже я познакомился с Иссой Яковлевной Паниной, вдовой блистательного ученого, философа, писателя Дмитрия Панина. Он скончался за год до моей встречи с Иссой Яковлевной, и я очень сожалел, что не застал его, не пообщался лично с прообразом Сологдина в романе Солженицына «В круге первом». Поняв мой искренний интерес к творчеству Дмитрия Панина, Исса Яковлевна включила меня в число своих друзей и одарила знакомством с уникальным архивом мужа. Помню, с каким волнением в небольшой квартирке в Севре под Парижем я читал письма Александра Солженицына, адресованные своему другу. Это было даже не волнение, а настоящий трепет, ибо в те годы Солженицын, еще «вермонтский отшельник», был для советского человека недосягаемым, «виртуальным».

Перелистывая письма (я точно помню, их было около сотни), разглядывая уникальные фотографии, слушая рассказы Иссы Яковлевны, я открывал для себя трагическую судьбу двух великих изгоев XX века.

Приезжая в Париж, я знал, что, набрав знакомый номер, услышу голос Иссы Яковлевны, всегда бодрой, слегка ироничной и наигранно ворчливой, но, по сути, очень доброжелательной и, главное, заинтересованной в нашем дружеском общении. При необходимости она предлагала мне свой кров и, если я возвращался глубоко за полночь после встреч с парижскими друзьями или визитов в казино городка Анген, по-матерински беспокоилась, не спала, предлагала чай… Однажды, собираясь к отъезду в Москву, я не представлял, как мне тронуться с места и добраться до аэропорта Шарль де Голль из-за огромного количества купленных в Париже книг о русской эмиграции. Исса Яковлевна тотчас позвонила какой-то знакомой и упросила довезти меня до аэропорта с моим, по французским меркам, «сумасшедшим» багажом. Мало того, оказалось, что в таможенной службе Аэрофлота работает родственник той «знакомой», в связи с чем счастливо разрешилась другая проблема – «перегруз» – страшное слово для тогдашнего советского туриста. Соответствующей службе пояснили, что лишние килограммы – это книги, необходимые московскому журналисту для работы. Спасибо, дорогая Исса Яковлевна!

Но зато когда она сама стала приезжать в Москву и уже в моей квартире раздавался ее твердый голос… начинался настоящий марафон: своей энергией, одержимостью, неукротимым напором она включала в деловую суету всех друзей и знакомых: встречи с редакторами издательств, творческие вечера, интервью (Исса Яковлевна была участницей одной из передач «Зеленая лампа»)… И все для осуществления главной своей миссии – возвращения наследия мужа на родину. И она эту миссию выполнила. Имя Дмитрия Панина и его книги вернулись в перестроечную Россию.

«Великой вдовой» назвал Иссу Яковлевну Панину журналист радиостанции «Эхо Москвы» Андрей Черкизов.

Исса Яковлевна Панина умерла в Париже в марте 2004 года в глубокой старости. В моем аудиоархиве остался ее голос – фрагменты наших разговоров.

– После свадьбы вам с Паниным пришлось уехать из СССР…

– Да. Наша свадьба состоялась 8 февраля 1972 года, перед самым выездом на Запад. А познакомились мы с Дмитрием Михайловичем еще в конце 60-х.

– Почему Дмитрий Михайлович принял это решение?

– Он все время думал об отъезде. Он считал, что только там, на свободе, он сможет завершить свои исследования, написать книги. В последние годы перед отъездом муж работал главным конструктором на одном из закрытых военных заводов. Служба отнимала много времени.

Панин оказался прав: на Западе он быстро завершил свой труд под названием «Мир-маятник», суть которого в том, что мир движется некими осцилляциями-«убийцами». Он считал, что из-за них погибло 38 цивилизаций, а потому стремился, чтобы люди доброй воли остановили это движение человечества к гибели.

– Но как в те времена, когда у власти стоял Юрий Андропов, ученому, связанному с секретной работой, позволили покинуть Союз?

– Единственным легальным способом выезда на постоянное место жительства за рубеж в те времена был выезд через Израиль. Но мы получили так называемый государственный вызов еще и от Голландии. Причем удивительная деталь: как только голландский посол вручил нам выездные документы, буквально на другой день в нашем почтовом ящике оказались личные приглашения друзей Дмитрия Михайловича из разных стран. Их, видимо, нам не передавали преднамеренно. А тут деваться уже было некуда…

– Как вас приняли на Западе?

– С огромным интересом и радушием. Мы приехали в Рим, и Папа Римский Павел VI дал аудиенцию Панину. Дмитрию Михайловичу предложили вид на жительство в любой стране. Он выбрал свою любимую Францию. Помню, когда мы приехали, многие журналисты рвались взять у Панина интервью, но он не хотел ничего говорить. Впервые он выступил только через год в Брюсселе.

– Как вы думаете, почему Папа Римский был так благосклонен к вашему мужу?

– Дмитрий Михайлович был из очень религиозной семьи. Он с детства воспитывался в вере, от которой никогда не отходил, особенно в годы лагерей и тюрем. Мать Дмитрия Михайловича принадлежала к старинному дворянскому роду Опряниных. После революции она полностью отдалась религии и до своей смерти в 1926 году была приверженкой патриарха Тихона. Четыре сестры его отца монашествовали в монастыре города Краснослободска.

– Вера помогала ему в жизни?