— А что же сама леди Елизавета?

— В конце концов ей стало неловко. Она развитая девочка, но тут ее стыдливость грубо попрали. Она стала вставать и одеваться очень рано, успевая сесть за книги к его приходу. Но он продолжал являться по утрам неприлично одетым, и я наконец возмутилась. Я пригрозила, что расскажу обо всем королеве, если это не прекратится, а он просто рассмеялся, но приходить перестал. Однако, — вздыхает она, — когда мы вернулись в Челси, он снова взялся за свои штучки, являясь с каждым днем все раньше и раньше. Миледи, бывало, запирала дверь, но у него был свой ключ, и она как услышит, что он скребется в замке, так вскакивает и прячется за пологом кровати. А он ее схватит, вытащит оттуда и ну щекотать, пока она не взмолится о пощаде. Он всю ее облапал, вот что. А однажды он застал ее в постели и хотел поцеловать, но она его оттолкнула. Я сказала ему, что уже поползли слухи и чтобы он прекратил эту возню с миледи, а он клялся, что у него и в мыслях нет ничего дурного и что она ему как дочь. Он даже пригрозил пожаловаться на меня регенту, если я снова об этом заговорю.

— Но королева, она-то знала, что происходит?

— Вот что странно: раз или два она сама участвовала в этих свалках. Потом, когда мы были в Ханворте, они с адмиралом гонялись за леди Елизаветой по садам, а когда поймали, королева крепко ее схватила, а адмирал взял пару садовых ножниц и порезал ее платье на ленты. Все трое при этом хохотали. Уж как мне это не понравилось, потому что они испортили хорошее платье черного дамаста, которое она носила как траур по отцу. Я пыталась поговорить с королевой, но она велела мне не беспокоиться из-за якобы простой невинной шалости. Но я-то беспокоилась, да еще как, — объясняет она с несчастным видом.

— А я и не знала об этом, — говорю я.

— Но это еще не все. — Она закусывает губу. — Недавно королева стала что-то подозревать. Я не знаю, что именно произошло, а моя юная леди ни за что не скажет — она все держит при себе. Первый раз я услышала об этом, когда королева вызвала меня и сказала, что адмирал видел, как леди Елизавета в галерее обнимает за шею некоего мужчину. Но единственный мужчина, что жил в то время в доме — за исключением доктора Айлмера, — был ее наставник; не доктор Эшем, который тогда был в отъезде, а доктор Гриндаль, а он старый и больной, и его уж никак нельзя заподозрить.

— Похоже, что адмирал пытался отвести подозрение от себя. И сделал это весьма неуклюже.

— Возможно, — с сомнением говорит Кэт. — Но если слуги начали сплетничать, то недолго осталось ждать — скоро и королева обо всем узнает. Если она уже не прослышала. Но она же не дура, королева Екатерина. По-моему, так она сама все придумала, не желая обвинять собственного мужа передо мною. Она велела мне держать леди Елизавету построже, что я и исполняю, будьте уверены.

— И что же, адмирал по-прежнему приходит в спальню леди Елизаветы по утрам? — любопытствую я.

— Нет. С тех пор, как королева поговорила со мной. Я думаю, он догадался, что она, должно быть, что-то заподозрила.

— Тогда давайте будем надеяться, что делу на этом пришел конец, — предлагаю я.

— Давайте будем надеяться, — угрюмо откликается она.

Я сижу молча. Я была так счастлива здесь, у королевы, да и Джейн тоже, но теперь меня одолевают сомнения — вряд ли при всей этой сумятице здесь подходящее место для моей юной леди.

Челси, март 1548 года.

В резиденции королевы что-то происходит. Об этом свидетельствуют случайные обрывки слов, смолкающие при моем появлении разговоры и ощущение, что королева не так счастлива, как она хочет казаться. Что-то происходит, как в то страшное время при дворе, почти два года назад, но никто не торопится разъяснить мне, что именно. Я уверена, что миссис Эллен обо всем известно, но она, конечно, как обычно, постарается отгородить меня от неприятностей. Без толку спрашивать леди Елизавету — хотя я догадываюсь, она тут замешана, — потому что мне хорошо известна ее хитрость и умение хранить собственные секреты.

Потом, когда я однажды иду в покои королевы за книгой, я встречаю там леди Тирвит, фрейлину, которую я недолюбливаю. В почтительной и даже заискивающей манере она заводит со мной разговор, в течение которого упоминает, словно об известном факте, что однажды я стану королевой Англии.

— Я? — изумляюсь я.

— Разумеется, миледи, — отвечает леди Тирвит, смутившись. — Я полагала, вы знаете.

— Нет. — Я просто сражена.

— Я говорю вам правду, миледи. Королева прямо так и сказала.

Я в смятении бегу разыскивать королеву и нахожу ее в оранжерее, где она увлеченно беседует с главным садовником. Мельком взглянув мне в лицо, она прикладывает палец к губам, отпускает садовника и ведет меня в тенистую зеленую беседку, где нам никто не помешает. Я больше не могу молчать.

— Сударыня, — взрываюсь я, — леди Тирвит говорит, что я должна стать королевой Англии. Как такое может быть? Король в добром здравии, и у него две сестры-наследницы.

Лицо королевы выражает спокойствие. Она берет меня за руку:

— Джейн, когда твои родители отправили тебя ко мне, они уповали на то, что лорд-адмирал сможет посодействовать твоему браку с его величеством. Такие вещи требуют времени, но мы все уверены, что милорд однажды это устроит. Тебе не говорили, на тот случай, если дело сорвется, чтобы ты не питала тщетных надежд. Леди Тирвит напрасно проговорилась об этом, ведь клялась не разглашать тайны, но она, возможно, считала, что тебе все известно.

— Мне — замуж за короля? — шепотом спрашиваю я.

— Да, Джейн. Милое дитя, ты обладаешь всеми качествами, которыми должна обладать идеальная королева, ты была бы чудесной женой любому принцу. Более того, вас с королем объединяют общие взгляды на религию, и я не сомневаюсь, что его величество также желает этой партии, как и мы.

У меня пропадает дар речи. Так вот почему королевские фрейлины так со мной почтительны. Я-то думала, что это благодаря моему рождению или, возможно, учености.

Видя мое замешательство, королева Екатерина обнимает меня:

— Джейн, ты, наверное, с самого раннего детства знала, что однажды для тебя устроят династический брак, который принесет возвышение вашему дому.

— Я-то знала, сударыня, но и не думала заглядывать так высоко, — говорю я. — Миледи моя матушка всегда старалась внушить мне, что любовь не будет иметь значения при выборе мужа и я должна буду полюбить его после свадьбы. Но что меня сочтут достойной женой для самого короля — да он же величайший из государей в христианском мире!

— А я вижу, что и ты к нему не совсем холодна, — улыбается королева.

— Я едва с ним знакома, — краснею я, — и мы оба еще очень молоды. Я не ищу земной роскоши и возвышения, как известно вашему величеству, но я была бы рада выйти замуж за хорошего человека своего возраста, с которым у нас общая вера и интересы.