Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правильно ли сделала, что согласилась с Липатовым? Не ошибка ли это? А что если сейчас натянуть тетиву и пустить в него золотую оперенную стрелу?
Положив тяжелый самострел на ветку, она долго смотрела на сильную спину Липатова и представляла, как вонзится в нее острый тяжелый наконечник, как вскрикнет по-заячьи и забьется на песке смертельно раненый Липатов. Она бы не промахнулась на таком расстоянии.
Сердце гулко застучало. Зина закрыла глаза.
Убить Липатова! Смогла бы она это сделать? Да, смогла бы... Только быть бы уверенной, что это единственно правильный выход.
Липатов нагнулся к очагу, подбросил в огонь веточку, ожидающе глянул в сторону тропинки. Он не хотел завтракать один.
Зина трудно вздохнула и вышла на поляну.
Увидя ее, Липатов снял с очага котелок. Он не принес ни чашек, ни меда – по-прежнему предоставляя это сделать Зине. Независимо от их новых взаимоотношений, в обыденной жизни все должно пока идти по-старому.
Пока!
Зина поняла это и согласилась.
Единственно, чего они не могли восстановить, это прежней непринужденности. Завтрак тянулся в молчании.
Разговор начал Липатов.
– Я думаю, – сказал он, вертя в руках пустую чашку, – нам прежде всего нужно сплести веревку из парашютных строп, а из карабинов, на которых висел мешок, сделаем два крючка, чтобы можно было цепляться за скалы, вместо багров. Как вы считаете? Зина выплеснула недопитый чай на песок.
– Вы спрашиваете меня так, будто я уже согласилась с вашим предложением.
Голос ее против воли звучал неприязненно и глухо.
– Но вы и не сказали "нет", – возразил Липатов. – Мне кажется, у вас имелось достаточно времени показать свое несогласие.
– Хорошо, – сказала Зина. – Будем плести веревку. – Она поставила чашку на колоду. – Да, скажите мне... где вы научились русскому языку?
Липатов вскинул на нее глаза.
– Отвечать обязательно?
– Как хотите, – пожала плечами Зина. – Просто вы так правильно говорите по-русски, что я подумала...
– Вы правильно подумали, – вставил Липатов. – Я на самом деле русский, по происхождению.
– Русский?!
– Да. Мои отец и мать – русские эмигранты. Чему же вы удивляетесь?
У Зины покраснело лицо.
– И вы еще спрашиваете? Вы русский, а идете против своей Родины...Она чувствовала, что теряет всю свою выдержку, но не могла удержаться. – Да вы во сто раз хуже, чем я о вас думала. Мало того, что вы шпион – вы еще и предатель. У шпиона еще могут быть какие-то убеждения, оправдывающие его, но у предателя нет ничего, кроме... кроме подлости.
Зина вскинула на Липатова гневные глаза.
– Как вы можете быть таким?.. – она отвернулась.
Липатов молчал.
Зина смотрела в даль озера, покусывая подергивающиеся губы. Ей так хотелось, чтобы Липатов сказал что-нибудь, оправдался... хотя бы попробовал это сделать.
Он продолжал молчать. Потом сухо кашлянул. Зина затаила дыхание.
– Я думаю, – Липатов осторожно, как хрустальную, поставил деревянную чашку на колоду, – я думаю, если мы крючья привяжем на концы веревок, то пользоваться ими будет удобнее, нежели баграми...
Лодка стояла, прижавшись бортом к берегу, у самой пасти слива. Оттуда несло могильным холодом, слышалось утробное клокотание бьющейся на камнях воды.
Пока Зина, уцепившись за выступ, удерживала лодку, Липатов вбил в расселину крепкий лиственничный кол и захлестнул конец веревки, вначале пропустив его через носовую скобу.
– Отпускайте! – скомандовал он.
Течение сразу потянуло лодку. Упираясь ногами в борта, Липатов постепенно разматывал кольца веревки.
Медленно, метр за метром, начали они свой опасный спуск по крутой дуге водослива.
Они договорились о своих действиях заранее, распределили обязанности. Зина сидела на корме и, наваливаясь на весло, отталкивала лодку от камней.
Вода с шипением проносилась мимо, временами пенистый бурунчик перехлестывал через борт, обдавая босые ноги Зины холодными брызгами. Становилось все темнее, казалось, они спускаются в бездонную глубину огромного колодца.
Двадцатиметровая веревка кончилась. Липатов зацепил крючок за носовую скобу. Лодка остановилась, покачиваясь на воде, как воздушный змей на ветру.
Оставалась еще одна веревка такой же длины, как и первая. Она лежала на дне лодки, свернутая в аккуратные кольца. Зина ждала, что Липатов привяжет ее к первой веревке и они продолжат спуск. Но он вынул из кармана электрический фонарь. Впервые за многие тысячи лет луч света сверкнул над нависшими сводами и осветил сплошное месиво взбаламученной воды, Между потолком и водой не было просвета, базальтовые стены сужались, и поток заполнял весь узкий проход.
Липатов сбросил в воду специально захваченное для этой цели сухое полено. Провожаемое лучом фонаря, оно скользнуло в самую толчею вспененной воды, стало торчком, ударилось о камни свода и исчезло, затянутое течением.
Дальше спускаться было незачем.
Липатов погасил фонарь и махнул рукой. Зина послушно взялась за весло.
Поднимать лодку навстречу стремительному потоку оказалось значительно труднее, чем предполагал Липатов. Упираясь ногами в носовую беседку, он с великим усилием подтягивал веревку, перехватывая ее, – мокрую, скользкую, и наматывал на локоть левой руки.
Они не успели пройти и пары метров, как произошла одна из тех случайностей, которую никто не мог предусмотреть.
На пути появился плоский подводный камень, еле заметный сквозь проносящуюся воду. Зина уперлась в него веслом, отводя лодку в сторону. Веревка натянулась и несколько колец ее неожиданно сорвалось с локтя Липатова. Лодка дернулась.
Весло соскользнуло с камня, и Зина мгновенно очутилась за бортом.
Течением ее швырнуло в сторону.
Липатов кинулся было к корме, но опоздал. Зину уже пронесло мимо. Он схватил конец запасной веревки, лежащей на дне, кинулся в воду.
Волна ударила Зине в лицо, и она перестала что-либо видеть.
– Конец! – мелькнула в сознании ослепляющая мысль.
Она почувствовала сильный удар в плечо, и пальцы ее скользнули по гладкой поверхности камня, чуть поднимавшегося над водой. Она успела задержаться на какое-то мгновение, и рядом появилась мокрая голова Липатова.
– Хватайтесь за меня! -услышала она и вцепилась в его куртку.
Волна накрыла их с головой.
Понимая, как трудно Липатову удерживать двойной груз, Зина в воде нащупала веревку. Подождала, когда течение выбросило их наверх, жадно вздохнула воздух и начала подтягиваться к лодке. На половине пути мощной струей, отраженной от камня, Зину особенно сильно швырнуло в сторону и даже повернуло на веревке кругом. Она долго не могла выбраться на поверхность. Это было жутко: чувствовать вокруг себя шипящую, стремительную воду, задыхаться и захлебываться, а все свои силы, всю волю вкладывать в пальцы, мертвой хваткой впившиеся в скользкую веревку.