— Ваше высочество, наш агент-посланник полковник Генерального штаба Боголюбов сообщает из Цетинье важные новости.

— Слушаю, Дмитрий Алексеевич.

— Турки сняли большую часть своих войск с черногорских границ и перебрасывают их сюда, против нас. Скоро мы познакомимся с Сулейман-пашой. Его 24-тысячный корпус действовал в Северной Албании.

— Что думает делать князь Николай Негош?

— Думает наступать из Чёрных гор. Своим ополченцам сейчас дал отдых, а потом снова пошлёт их в бой.

— Для нас это важно. Можно ознакомиться с телеграммой?

— Конечно, ваше высочество. Вот она.

В боголюбовской телеграмме содержались действительно важные для штаба русской Дунайской армии оперативные сведения о ситуации на Балканах:

«...Вслед за соединением корпусов Сулейман-паши и Али-Саиба-паши под Спужем 11 июня на турецко-черногорском театре наступил перерыв военных действий. Как известно, первоначально турки готовились двинуться на Цетинье, и черногорцы оставались некоторое время в тревоге, ожидая новой угрозы, новых кровопролитных боёв. Но в это самое время события на Дунае изменили намерения турок.

Не обращая больше внимания на Черногорию как на врага совершенно второстепенного, Сулейман со своим корпусом, усиленным частью войск Али-Саиба, сел 4 июля на суда и отплыл в Румелию. Черногорцы вздохнули свободно. Приветствуя при переходе русских войск через Дунай успех оружия своих союзников, они имели причины вдвойне радоваться ему, потому что избавлялись в то же время от тяжёлого дамоклова меча у себя дома.

После отбытия Сулеймана против Черногории остались самые незначительные силы. Расчёт этих сил, представленный вашему превосходительству в подробности в моём рапорте за № 4, выше настоящей цифры, потому что со стороны Старой Сербии осталось гораздо менее, чем предполагал здесь вначале, именно не 26 батальонов, а самое большее батальонов 10: всё остальное пошло из Старой Сербии на Ниш. Словом, вместе с войсками в Албании вокруг Черногории осталось никак не больше 12-15 тысяч регулярных войск вместо прежних 50 тысяч.

Самый благоприятный для черногорцев оборот хода дел внушил князю (Николаю Негошу. — А. Ш.) мысль, устроивши несколько свои войска, перейти в наступление. Зная весьма хорошо свойства черногорского войска, его достоинства и недостатки и принимая во внимание его потери и утомление, а также слабую выдержку главного начальства, я подавал голос в пользу того, чтобы избранная для решения военная задача была как можно легче и удобоисполнимее. Особого стратегического значения наступление, в какую бы сторону оно ни было направлено, иметь не могло.

По моему мнению, в направлении военных действий черногорцам следовало теперь гораздо более руководствоваться соображениями политическими, чем чисто военными.

Разрушая поочерёдно многочисленные пограничные турецкие блокгаузы (кулы) и занимая понемногу страны, долженствующие в случае счастливого мира войти в состав княжества, черногорцы направляли бы свои силы самым производительным образом. Таково же, по-видимому, было мнение самого князя и значительнейших его воевод. На этом основании было решено направить военные действия на Колашин и Беране, что вполне соответствовало поставленной задаче.

До 6 июля войска пользовались полнейшим отдыхом: все батальоны были распущены по домам, и на обеих границах, северной и южной, царствовало полнейшее спокойствие. К б июля князь приказал собрать 20 батальонов, наполовину черногорских и герцеговинских и, усилив это войско 12 горными и 2 полевыми четырёхфунтовыми орудиями, двинул все силы, но не на Колашин, а на Никшич...»

— Да, Дмитрий Алексеевич, полковник Боголюбов сообщает нам действительно важные вести.

— Вне всякого сомнения, ваше высочество. Со дня на день войска Сулейман-паши войдут в Болгарию со стороны сербского Ниша и из портов Эгейского моря.

— Генерал Гурко уже доносит, что вблизи Казанлыка появились новые силы турок.

— Но это могли быть посланные султаном резервы из Константинополя, а не корпус Сулейман-паши.

— Нам надо знать, откуда против нашего Передового отряда идёт наращивание сил. Отсюда можно и реагировать на изменение обстановки.

— Тогда надо приказать Гурко, чтобы он казачьими партиями разведал приход новых сил турок.

— Надо обязательно. Такая задача ему мною уже поставлена. Доклада же с гор от Гурко пока нет...

* * *

В дни, когда Передовой отряд пробивался через Балканские горы и вёл бои в долинах, русское оружие праздновало большую победу. Западным отрядом генерал-лейтенанта Криденера была взята приступом Никопольская крепость.

Этот город-крепость был силён «от природы». С севера он прикрывался Дунаем, с запада — рекой Осмой, с востока — Ермалийским ручьём, с юга — рядом удобных для обороны высот.

Никопольский комендант имел большой гарнизон — около 8 тысяч человек и 113 полевых и тяжёлых орудий самых различных калибров. Крепость имела немалые запасы провианта и боевых припасов. Всё это позволяло турецкой стороне считать крепость Никополь одной из тех дунайских твердынь, за которыми в войне можно было сидеть достаточно долго.

Турки достаточно грамотно организовали оборону. Свои главные силы они расположили не на крепостной ограде, а в окопах, отрытых перед никопольскими стенами.

Бой за Никополь начался с того, что казачьи сотни, шедшие в авангарде корпуса Криденера, оттеснили к крепости группы черкесов, которые стали жечь окрестные болгарские селения. Первой обстреляла турецкие позиции Донская казачья батарея подполковника Ритикова. Её выстрелы вызвали сильный ответный огонь крепостных батарей. Стало ясно, что на лёгкий успех в борьбе за дунайскую твердыню надеяться не приходится.

Пушечный огонь из Никополя позволил уточнить расположение крепостных батарей. Генерал Криденер приказал начать устройство батарей осадных. Они возводились большой частью на пашне. Турки стали засыпать работающих гранатами, но проку от этого оказалось мало.

Позднее Николай Николаевич расспросил одного из офицеров-артиллеристов, участвовавшего в штурме Никополя:

— Вот вы говорите, что вашу батарею, которая ставилась на позиции перед крепостной Вубской батареей, турки засыпали артиллерийскими гранатами?

— Верно, ваше высочество, засыпали.

— А в донесении вашего корпусного начальника говорится, что батарея потерь в людях и лошадях почти не имела.

— Правильно, ваше высочество, людского урона мы имели самую малость.

— Тогда скажи-ка мне, отчего так? По вам стреляли из пушек много, а побили батарейцев самую малость?

— Дело вот в чём, ваше высочество. Батарею мы ставили на пашенной земле. Граната зарывалась в ней и, взрываясь, оставляла большую часть осколков в земле. Взорвётся в трёх-четырёх шагах от человека, а его даже не поранит. Только комьями земли с головы до ног осыплет.