- Мне жаль, Манура. Ваши мужчины погибли от васаров? А дети? Почему в поселке совсем нет детей? Когда нас привели, я не видела ни одного. Видела детей лет двенадцати, а младшие где? – я знала, что здесь что-то не так, и боялась этого ответа. Я не хотела узнать, что они продавали или отдавали их васарам.

- Давно не рождаются дети. Женщины начинают носить дитя, но быстро скидывают. Мы пробовали держать женщин в постели, но ничего не помогало. Это проклятие, Сири. Наш стан становился все меньше и меньше – мужчины уходили и не возвращались от васаров. Девушки у нас всегда учились охоте, и как только у нас не стало воинов, мы с женщинами взяли луки в свои руки. И мы не подвергнем опасности наш стан. Мы больше не нападаем, но мы защищаем свои земли. Мы надеемся, что проклятие закончится, и мы должны быть сильными, - она встала, но не торопилась уходить.

- Манура, я не думаю, что это проклятие. Думаю, есть какая-то причина, и, скорее всего, она лежит наверху, - я встала и подошла к ней.

- С чем вы пришли к нам? Как я поняла, вы сильные люди и вас много. Мы не должны позволить вашим людям узнать о нашем стане…

- Манура, мы мирно живем с соседями, и я хочу доказать это. В нашем стане множество здоровых детей, и как только мы встретим моего мужа, мы может показать наши земли, и вместе мы попробуем найти причину вашей болезни, - я попыталась взять ее за руку, но она отдернула ее и резко вышла.

- Сири, на стане есть проклятие, и мы тоже можем оказаться под ним. Нам нужно бежать, - Юта, которая молча сидела на кровати в углу до этого момента, вскочила и схватила меня обеими руками за плечи.

- Юта, мне нравится, что ты не дикарка, что умеешь здраво рассуждать, и это не может быть проклятием. Есть причина, и нужно найти ее. Они несчастны, девочка моя, они потеряли мужей, сыновей, и сейчас их женщины не могут родить детей. Они не злы, они просто несчастны, и они боятся всего, что может уничтожить их, - я отстранилась и вышла на улицу.

Ко мне тут же подошла одна из девушек. Она не трогала меня, но я поняла, что она собирается идти следом за мной. Я хотела осмотреть деревню. Уже начало смеркаться. Домики в лесу были почти незаметны. В них не горели свечи, на улице не было факелов. За лесом горел небольшой костер, и к нему вела тропинка. Там, возле костра сидели женщины и мужчины. Мужчин было шестеро. Женщин – больше двадцати. Это были как молодые девушки, так и женщины в возрасте, среди них были три старухи.

Все были чем-то заняты, они сидели группками, и негромко говорили между собой. Старушки перебирали и перематывали пучки травы стеблями травы, которую сначала отбивали камнем. Пучки складывали в корзину. Девушки лет пятнадцати забирали их и относили к хижинам, где развешивали их под навесом.

- Наши дома были на берегу раньше, их было много, и они были крепкие и теплые. Сейчас мы прячемся как крысы среди деревьев, - она из старушек, начала говорить, не поднимая головы, будто бы ее слова были адресованы вовсе не мне. – Трое моих сыновей погибли, и я даже не видела их мертвыми, поэтому я не верю в их смерть. Мои внучки взяли в руки луки, и сейчас я не сплю, когда они уходят дежурить на границы земель.

- Границы очень далеко отсюда, зачем так много земли? – я говорила, как и она – себе под нос, даже повернулась к ней боком, я стояла и смотрела на молодых девушек с карэ, видимо, те, кто сейчас заменяет воинов стригут волосы, у молодых девушек и женщин за пятьдесят волосы были длинными.

- Эти границы всегда были нашими, и если мы отступим хоть на шаг, это будет означать только одно – мы сдались, мы предали наших умерших мужчин. Сейчас с нами двое стариков, и четверо мужчин, один из которых почти не ходит. Наши женщины смирились с тем, что им приходится делиться этими мужчинами, мы забыли о том, что это грех, мы забыли о любви и о таинстве, лишь бы наш народ возродился. Только, что-то мы делаем не так, раз все женщины стали пустыми, - она подняла голову, и я тут же повернулась к ней.

- Как вас зовут? Я Сири. Я хочу помочь вам, - я подошла к ней, и присела на камень. Девушка, шла за мной как тень.

- Тебе ничего не скажет мое имя. И оно умрет, если у моих внучек не будет детей. Мужья двоих тоже погибли, а еще двое еще молоды, но держат в руках вместо детей оружие, Сири, - ее руки продолжали автоматично связывать пучки. – Мне нечего больше сказать тебе.

Почти неделю мы с Ютой кружили по деревне, днем мы видели Бора, что спал возле хижины в лесу, несколько раз нам удалось поговорить с ним, но у него тоже не было планов. Вечерами мы приходили к костру, где вечеровали женщины и мужчины. Я начала просыпаться рано утром, и пыталась занять себя хоть чем то, и мы с Ютой помогали готовить завтрак, ощипывать птицу, солили рыбу.

- Юта, мы должны внимательно присмотреться к тому, что мы едим и пьем. Тебе не кажется, что у воды какой-то другой вкус? Или еще что-нибудь?

- Нет, ничего особенного, Сири, только вот их чай мне не нравится.

- Да, наш чай вкуснее. Интересно, из каких трав он?

- Мне сказали, что это трава от того овоща, который тебе так нравится. Они теперь сами выращивают его, как мы выращиваем ол.

- Кто тебе сказал?

- Со мной везде ходит девушка, и она разговаривает со мной, мы даже смеемся.

- Давай выйдем, Юта, найди мне эту девушку, - я могла ошибаться, но, скорее всего, это было именно то, что я думаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ За нами сейчас шли другие девушки, и когда мы спросили где прежняя охранница Юты, нам ответили, что она ушла сменить других девушек в лагере в дне ходьбы от сюда.

- Мне срочно нужно поговорить с Манурой, - обратилась я к одной из них.

- Манура ушла к дальнему лагерю сегодня. Она будет через шесть закатов, и потом у нас будет много работы в поле.

- Тогда отведите меня к людям, которые собирают травы для чая.

- Их собирают все.

- Покажите мне эту траву, прошу вас.

- Это не рядом, и мы не можем далеко водить вас.

- Отведи меня к старухе, которая вязала травы.

- С ней можно говорить только у костра, сейчас они отдыхают. Очень жарко для них, они задыхаются на этой жаре, - девушка указала мне на вход в нашу хижину, и мы с Ютой пошли туда, но я обернулась, и выпалила: