Я заметил, что «левые» интеллектуалы, с которыми мне приходится встречаться, считают, что Гитлер, если доберется до Англии, займется отстрелом нам подобных и позаботится о том, чтобы ему составили подробные списки нежелательных персон. К. утверждает, что люди на уши встают, чтобы досье на нас в Скотленд-Ярде (а что они имеются, это точно) уничтожили. Нашли на кого надеяться! Да полиция первая побежит к Гитлеру, как только убедится, что он взял верх. Ладно, нам бы только несколько месяцев продержаться, и уже через год мы увидим в «Ритце» штаб-квартиру красной милиции[134], и я не так уж удивлюсь, увидев во главе ее Черчилля или Ллойд Джорджа.

Постоянно думаю о своем островке на Гебридах, которым я вряд ли когда завладею или даже увижу. По словам Комптона Маккензи, большинство таких островков и по сию пору остаются не заселенными (всего их пятьсот, и в обычное время заселены только десять процентов), почти на каждом есть пресная вода и небольшие участки годной для обработки земли, пастбища. Если верить Р.Х., какая-то женщина, взявшая в аренду один из таких островков, дабы укрыться от воздушных налетов, стала первой их жертвой – один из самолетов нашей военной авиации сбросил туда бомбу по ошибке. Хорошо, коли так.

Накануне вечером – первый сколь-нибудь существенный авианалет на Великобританию. Четырнадцать убитых, по сообщениям, сбиты семь немецких самолетов. В газетах публикуются фотографии обломков трех из них, так что сообщения, возможно, соответствуют действительности.

21.6.40

Ничего нового. Из вчерашних газет я узнал, что Чиаппе[135], скорее всего под давлением немцев, избран главой парижского муниципалитета. Вот вам и Гитлер – друг рабочего класса, враг плутократии, и так далее.

Вчера же – первая тренировка нашего взвода волонтеров. Людьми остается только восхищаться, всего трое-четверо из общего числа (примерно шестидесяти) не прошли в свое время солдатскую службу. На нескольких офицеров, пришедших туда, мне кажется, просто повеселиться, они произвели сильное впечатление.

22.6.40

По-прежнему ничего существенно нового об условиях мира между Германией и Францией. Пишут, что они «настолько сложны», что требуют длительного обсуждения. По-моему, остается лишь предположить, что все эти разговоры сводятся к тому, что немцы, с одной стороны, и Петен и Кº. с другой, стараются сварганить какую-нибудь схему, по которой в колониях будет поставлено французское командование, а флот принужден к капитуляции. На деле Гитлер лишен возможности оказывать какое-либо влияние на все это иначе как через французские власти…

Мне кажется, мы чересчур поспешили, решив, что Гитлер уже сейчас вторгнется в Англию, на самом деле все мы настолько этого ожидали, что уже из одного этого можно заключить, что ничего подобного не случится… На его месте я прошагал бы через Испанию, захватил Гибралтар, затем очистил Северную Африку и Египет. Если бы у англичан были подвижные части численностью, скажем, в четверть миллиона солдат, самым разумным было бы перебросить их во Французское Марокко, затем внезапным ударом захватить Испанское Марокко и водрузить там республиканский флаг. После чего, не прилагая особых усилий, разобраться таким же образом с другими испанскими колониями. Увы, надежды на подобное развитие событий нет никакой.

Коммунисты явно возвращаются на антинацистские позиции. Нынче утром я подобрал листовку, клеймящую клику Петена, «предавшую» Францию, хотя всего неделю или две назад те же самые люди почти не скрывали своих прогерманских симпатий.

24.6.40

Немецкие условия перемирия – почти такие, как ожидалось. Что любопытно, так это, насколько стремительно разрушаются традиционные понятия верности и чести. Петен, что уже само по себе довольно смешно, объявляется автором призыва (прозвучавшего под Верденом) «il ne passeron pas»[136], по-прежнему считающегося антифашистским. Двадцать лет назад любого француза, подписавшего подобное соглашение о перемирии, сочли бы либо крайним леваком, либо крайним пацифистом, и даже тогда на их счет возникли бы некоторые опасения. Теперь же люди, буквально перебегающие в самый разгар войны на другую сторону баррикад, становятся профессиональными патриотами. Петену, Лавалю[137], Фландену[138] и компании война, наверное, представляется внутренней сварой чокнутых, причем в тот самый момент, когда подлинный враг готовится нанести тебе удар… Можно поэтому быть практически уверенным в том, что лондонские шишки готовятся к такой же сделке, и покуда, например… занимает место… нет никакой уверенности в том, что у них это не получится, даже если вторжение в Англию не состоится. Единственное, что во всем этом радует, так это что с Гитлера сорвана маска друга бедных. В действительности жаждут союза с ним банкиры, генералы, епископы, короли, крупные промышленники и так далее и тому подобное… Гитлер возглавляет мощное контрнаступление капиталистов, объединяющихся в гигантскую корпорацию, теряющих при этом – до известной степени – иные из своих привилегий и все же сохраняющих власть над рабочим классом. Когда дело доходит до сопротивления такому наступлению, как это, любой капиталист просто вынужден стать изменником или хотя бы наполовину изменником, и он скорее проглотит самое страшное оскорбление, нежели вступит в подлинную борьбу… Куда ни глянь, будь то крупные стратегические цели либо незначительные детали, связанные с защитой какого-нибудь объекта местного значения, убеждаешься, что настоящая борьба означает революцию. Черчилль явно этого не видит или не хочет согласиться, так что ему придется уйти. Но уйдет ли он вовремя, чтобы уберечь Англию от завоевания, зависит от того, насколько быстро народ, как целое, сумеет осознать суть дела. Чего я боюсь, так это, что люди не зашевелятся, пока не будет слишком поздно.