— Строго между нами. Если там товарищ Сталин был убежден, что главная дорога уже пройдена, и надо лишь стабилизировать, к порядку привести — то здесь он понял, что чем дальше, тем больше… ну ты понимаешь. И вызов этот он принял! Так что ждет нас действительно, веселая жизнь — в семейном быте не зачахнешь. Конкретно же касаемо всяких там Ахматовых — будем смотреть, что за теми до нас дошедшими сведениями стояло. Беспристрастно смотреть — мы палку перегнули, или и в самом деле эти подрывали авторитет Советской Власти.

Ну а сейчас — всего лишь съездить, Ивана Антоновича морально поддержать. И конечно, после рапорт Пономаренко на стол!

День солнечный и жаркий, скорее как для июля, чем для июня. Так что можно в одном платье — натягиваю свое любимое крепдешиновое "солнышко" в горошек, в котором я и за своего Адмирала замуж выходила, и в Киев летала (легче всего себя чувствую в нем, привыкла). В груди чуть тесно, зато в талии как прежде — ура, не растолстела почти, хотя надо перед Пантелеймоном Кондратьевичем вопрос поставить, насчет тренировок, как себя в форме поддержать. В зеркало себя оглядываю, вид как раз для культурного учреждения, и в то же время официального мероприятия — строгое закрытое платье с длинным рукавом, узкой талией, и широкой юбкой до середины голени, к нему туфли — лодочки, перчатки, сумочка. Соломенную шляпку с вуалеткой перед зеркалом надеваю, и особой булавкой к прическе прикалываю, чтобы не ловить при каждом порыве ветра. Моему Адмиралу нравится, когда я так одета — да и мне намного приятнее, чем в военной форме!

Люся, и ты готова? Платье на мое похоже, лиф облегающий, талия тонкая, юбка солнцеклеш, и шляпка с большими полями, и без вуали лицо затеняет (смотрится эффектнее моей, но не будем обижаться, мы же подруги) — жалко, что Юрка тебя не видит сейчас! Ну вот, остается лишь ждать, когда за нами машина придет.

Что такое Союз Писателей и для чего он нужен? Так считается, что люди творческие, иных достаточных заработков не имеют, а потому надлежит их поддерживать, помимо гонораров, ну и конечно, снабжение, лечение, отдых и творческие командировки. И работа с людьми — и с улицы приходящими, кто приносили собственноручно написанные творения (в большинстве графомания, но иногда попадалось и стоящее), и со своими же новопринятыми — их почтенные мэтры наставляли на путь истинный, своими советами, которыми лучше было не пренебрегать. Хотя мероприятие вроде как и неофициальное — обсуждение творческих планов Ефремова И. А. Что там могло встревожить Пономаренко? Послушаем, решим!

Внутрь я и Лючия прошли свободно, никто у нас не спросил, куда и зачем. Зато охотно показали, в какой комнате будет все происходить. Увидели Ивана Антоновича, поздоровались, он тоже был рад. Зал большой, мужчины в костюмах с галстуками, женщин меньше, и они четко разделяются на две группы: кто нарядные, как мы, так обязательно с кем-то из мужчин под руку, надо думать, это писательские жены или близкие знакомые? А те, кто пришли одни, одеты строго по-деловому, как "товарищ брекс", эти сами пишут? Председательствующий тут же подошел, улыбаясь — товарищ Ефремов, представьте меня вашим очаровательным дамам?

— Простите, а почему не начинаем? — спрашиваю я, демонстративно взглянув на часы.

— Человека из ЦК ждем — ответил он, смотря на дверь — предупредили нас, что будет. И не один, а с помощником — референтом. Знаете, начальство не опаздывает никогда — оно лишь задерживается.

— Тогда можете приступать — говорю я серьезно — вот мое удостоверение.

И показываю "корочки" Инструктора ЦК ВКП(б). У товарища вид, в первую секунду, совершенно ошарашенный.

— Тогда, товарищ Лазарева, прошу в президиум.

Хорошо, что тут сцены нет, и трибуны на ней. А просто стол со стульями, за которым тотчас находится место для меня и Лючии. Товарищи с ответственным видом кладут перед собой блокноты и карандаши. А я — свою сумочку, не в руках же держать все время, и на коленях неудобно? И мероприятие начинается.

Насколько я поняла, Иван Антонович, после издания сборника своих рассказов, задумался о фантастике — ой, это выходит, раньше чем в мире "Рассвета", там ведь у него еще "На краю Ойкумены", две книги вышли, и лишь после "Туманность Андромеды"? И еще больше десяти лет до того — хотя если человеку уже под сорок, характер сложился, опыт набрался, мировоззрение сформировалось, то вполне может взяться — вот только будет это совсем другая вещь, интересно! И кто же это идею подал — или Ефремова кроме меня еще кто-то опекает? Хотя мог и сам дойти, раз он после такие замечательные книги написал, значит сидело уже это у него в душе? И "андромеда" там начала издаваться в "Технике — молодежи" с января 1957, еще до спутника, это уже после космическая фантастика косяком пошла — вот интересно, кто это на "Воронеже" такой любитель, и кто мне на ноут подборку делал? Которую я читала, среди прочих занятий — когда в Москву вернулась, а Владик не родился еще, времени свободного было навалом. Так вполне мог Ефремов беляевской "Звездой КЭЦ" вдохновиться, или "Прыжком в ничто". Если сумеет еще один важный компонент в книгу добавить…

А мэтры считают фантастику чем-то несерьезным. И советуют прекратить баловство, и заняться соцреализмом, то есть воспеванием боевого и трудового подвига советских людей. Что кое-кто из них в кулуарах называет "обязаловкой", "тягомотиной" и даже "моральным госзаймом", есть уже сигналы, с конкретными именами — но это пока другая история. Ой, как очередной критик обличает, с каким пылом — не иначе, от зависти, что кто-то может летать мыслью, а ему не дано! Однако, надо Ивану Антоновичу помочь — а то заклюют! И не родится Великая Книга — ну не может же человек на взлете своего таланта плохую вещь написать!

— Простите, товарищ, отчего вы сравнили фантастику с "пинкертоновщиной"? — спрашиваю я — лично мне например, очень нравятся книги Александра Беляева. И Жюль Верна. Что на ваш взгляд плохого, если наши советские люди, в первую очередь молодежь, будут читать подобные повести и романы?

Критик в ответ начинает говорить о долге советского писателя, выдавать на — гора продукт высшего сорта. А это очевидно, что развлекательное чтиво никогда не сравнится с настоящей литературой.

— Тогда, будьте добры, дайте определение что такое "настоящая" — продолжаю я — что вы сказали, это сложный вопрос, не литературоведу не понять? Вы для литературоведов пишете, или для широкой публики?

Снова словесная вода минут на пять. Слушать устала — и кажется, не только я одна.

— Может вы, товарищ Инструктор, проясните линию партии? — спрашивает председательствующий — если конечно, вы беретесь судить о литературе.

Ах так? Еще и с намеком? Ну, получите!

— Я не берусь судить о литературе как таковой — начинаю я — но вы согласны, что литература не сама по себе нужна? А чтобы люди, читая, сами становились лучше, духовнее, умнее, добрее. То есть, решалась задача образования — возможно, в художественной форме, где на фоне сюжета сообщаются сведения из естественных наук — что очень хорошо выходило у Жюля Верна. Или задача воспитания — но для того нужно, чтобы герои были настолько реальными, живыми, что их жизненный опыт становился вашим, после прочтения. Вы, товарищ, хотите возразить?