закашлялась, вдохнув колючий, словно смешанный с песком воздух.

Виктор бросил на нее обеспокоенный взгляд, и его движения стали суетливыми. Он вернулся к шкафам и прощупывал бархатную ткань полок, приподнимал украшения и возвращал обратно. Мыслей сунуть в карман пару колец побогаче у него, кажется, даже не возникало. А Липе и вовсе казалось, что все, что находится в «Колесе Фортуны», проклято, и лучше ничего не трогать, особенно столь подозрительно дорогое и беспечно выставленное напоказ.

«Да уж, на мою зарплату таких украшений не купить, это точно!»

Но на секунду она все же не удержалась и представила, как Ники делает ей предложение, встав на одно колено и протягивая коробочку с кольцом, камень на котором ослепительно сверкает, а размерами не уступает знаменитому «Куллинану», самому большому алмазу в мире.

В реальности все случилось гораздо прозаичнее: Липа готовила ужин, когда Николай пришел с работы и с порога буднично заявил:

– Лип, думаю, нам пора расписаться, чего тянуть, да?

Она так и застыла с деревянной лопаткой наперевес, и соус стал капать на столешницу и пол.

Так что не было ничего зазорного, чтобы помечтать о том, как предложение руки и сердца состоялось в шикарном ресторане. А сама Липа была не в дурацком фартуке в ромашку, а в вечернем платье в пол, шею ее обвивало сверкающее колье, вот как одно из этих, что лежали на бархатных коробках в идиотском солярии. А пальцы были унизаны драгоценными перстнями, и лишь на безымянном еще оставалось свободное местечко, как раз для…

Сцена представилась так ярко и выпукло, но резко оборвалась механическим гулом – потолок и длинные трубчатые лампы стали вспыхивать одна за другой, озаряя все бело-голубым свечением. С каждой секундой в помещении становилось все жарче.

– Виктор! – испуганно выкрикнула Липа. – Ты опять на что-то нажал?!

– Очки надевай! – скомандовал он и кинулся к другому шкафчику. Протянул ей пару, вторую надел на себя. Потом выудил из недр белое махровое полотенце с логотипом комплекса и набросил ей на голову.

– А ты? – хрипло спросила Липа и снова закашлялась, чувствуя, как воздух царапает легкие.

Он махнул рукой и снова взялся за полки с ювелирными изделиями:

– Да что с ними делать-то?! Я не понимаю! – сипло воскликнул Виктор. Суетливость его движений возрастала. Он согнулся, шаря рукой под шкафами. Но и там, кажется, не было ничего кроме песка.

Ругнувшись, он запустил ладонь в волосы – это умных мыслей, конечно, не прибавило. Липа схватила отброшенный ранее пиджак, и поняла, что ткань уже совершенно сухая.

«Господи, мы же и правда, как в огромной печи».

Она протянула Виктору его же изрядно помятый пиджак, хоть и понимала, что даже если от ультрафиолетового излучения он может и прикроет, но вот от того, что из помещения попросту исчезает воздух, он никак не поможет.

Комната снова покачнулась.

– Липа! – Виктор подхватил ее под локоть.

Отчего-то движение пола его не беспокоило – он твердо стоял на ногах, держал равновесие, очевидно, улавливая баланс. А ведь комната кренилась все сильнее и сильнее, словно заваливалась на бок. Свет мигал, передергиваясь чем-то черным с неоново-голубыми точками.

– Липа! Сейчас не время для обмороков! Соберись!

Но ее сознание уплывало в спасительную темноту. Последнее, что Липа услышала, – это глухой мужской вскрик вперемешку с шипением, а затем в воздухе разлился запах горелой плоти.

Первый после бога

Плотная темнота облепила все тело, заставив выгнуться дугой и вдохнуть полной грудью.

– Нет, не надо, – сипло сорвалось с губ.

Липа мелко задрожала в накатившем ознобе, а в следующую секунду внутри полыхнуло болезненным жаром. В груди затрепетало сердце, сбившись с ритма. Но темнота не отступала, давила, трясла, вонзалась в мозг раскаленными иглами:

– Липа, Липа, Липа…

– Хватит, – простонала она, – пожалуйста, отпусти.

– Нет.

– Пожалуйста! – Ее отчаянный выкрик больше походил на воронье карканье.

– Все хорошо, – нашептывала тьма, – я здесь.

– Да знаю я, что ты здесь! – прохрипела она и закашлялась, на большее дыхания не хватило.

– Лип, мы прошли «Солярий». Вставай, нужно двигаться дальше.

А вот это и вовсе было странно.

«Какой солярий?»

Но события последних минут уже всплывали в памяти яркими вспышками, пока не замерли на одном воспоминании – высоком и крепком юристе с пронзительно серо-зелеными глазами.

– Виктор?

– Я здесь.

Ее ладонь ощутимо сжали.

От осознания того, что она потеряла зрение, и теперь непроглядный мрак станет вечным ее спутником, Липу прошило новой волной ужаса:

– Я не вижу, – она начала задыхаться, лихорадочно касаясь пальцами век. – Ничего не вижу!

– Да, я тоже. Здесь нет света.

– Мы ослепли в чертовом солярии! Очки не помо…

– Лип, тут просто темно, – голос Виктора звучал устало.

«Правда? Хоть бы правда!»

Свободной рукой она принялась ощупывать пространство вокруг. Под ней оказался шершавый пол с бороздами.

«Керамическая плитка».

Рядом – стена. Прохладная, гладкая, ровная.

«Будто дверца холодильника».

И мужчина. Он сидел коленях и, кажется, собирался вытрясти из нее всю душу, лишь бы она, распластавшаяся на полу, пришла в себя.

– Так меня скоро укачает и стошнит, – вымученно пошутила она.

– Ох, извини. – Раздался смешок. Тряска наконец прекратилась. – Перенервничал.

Липа попробовала тоже сесть. Приступ паники миновал, но перед глазами еще мельтешили голубоватые мушки, и она покачнулась.

– Не спеши! – Виктор поддержал ее за спину, но тут же сдавленно охнул и отдернул правую руку.

– Ты ранен? – испугалась Липа, неловко заваливаясь в его сторону. Мельтешащих точек перед глазами стало больше. – Что случилось?

Под щекой ощутилась ткань рубашки, а под ней, глубоко в груди, учащенно стучало сердце.

– Я выбрал «Ясли». В «Мясной комнате» висели туши, как на мясокомбинате. Я решил, что нам это не подходит.

– А ключ? – вслух выдохнула она.

– Смешно, но он все это время был при мне. В кармане этой пляжной рубахи. Не понимаю, как я сразу не почувствовал его вес…

– Обхохочешься, – кивнула Липа без тени улыбки. – А я? Что случилось?

Он разжал ладонь, отпуская ее руку, но лишь для того, чтобы легко приподнять ее подбородок. Заглянуть друг другу в глаза в этой кромешной тьме все равно бы не вышло, оттого смысла в этом жесте не было никакого… или был?

– Не думаешь же ты, что я бы оставил тебя в том адском пекле? – Мягкий шепот прошелся по щеке невесомой щекоткой, вызывая мурашки.

Виктор прижался лбом к ее лбу. Так близко. Так странно. И так болезненно необходимо. Словно отстранись он – в тот же миг Липа утонет, растворится, навсегда исчезнет в темноте неизвестной комнаты.

– Пожалуйста, не бросай меня здесь, –