то обязательно – недоверчив, не так ли? А ты оцени себя со стороны, трибун. Ты пропах кровью и «железом», а не золотыми динариями да медными оболами. Какой из тебя купец, если даже не опоясанный мечом, ты руку постоянно к левому бедру тянешь?!

Римский офицер и его боец разошлись по сторонам уже, скорее, в качестве компаньонов, а не военных людей. Оба были недовольны друг другом, но что поделаешь…

Однозначно более уязвленным оказался трибун. Но наедине с собой он умел признавать собственные ошибки. Конечно же, со скалы надо было уходить сразу, как только об этом сказал Лют. А еще раньше не мешало бы прислушаться к его совету и не спешить с фактически смертельным приговором гребцу, первому поднявшему весло.

Вон, в результате, вся команда, кроме солдат, волком смотрит в его сторону. Вопрос только в том, когда все сбегут: до Самбатаса или уже в самом городе?

Подойдя к лодии, Константин Германик имел возможность лишний раз убедиться, что гребцы воротят от него морды. Ну да солнечный бог Митра им в затылок!

– Эллий Аттик! – позвал он грека. Когда тот подбежал, запыхавшись, трибун тихо сказал:

– Слушай, гречонок! Я плыву на поклон к антам. Не вернусь, постарайся сберечь Цербера любой ценой. Заберешь все золотые в моем сундуке, в равных частях разделишь их с Тирасом и Калебом. Втроем, да с золотом, у вас будут шансы добраться домой.

Эллий Аттик, побледнев, хотел что-то сказать, но трибун решительно заявил:

– Без сожалений, актер. Лицедею трудно верить. Принеси сюда парадные доспехи. Если погибать, то уж лучше под гребнем.

Когда Эллий Аттик за две ходки приволок наконец все, что требовалось, офицер неспешно облачился в парадные доспехи. Причем не доверил Аттику закрепить специальными штифтами панцирь на груди, позвал Тираса: «Все-таки солдат, не гражданский раздолбай».

– Тирас, остаешься за главного, – отдал, возможно, свой последний приказ Константин Германик. – Мою казну я доверяю не тебе, уж извини, ты – фракиец, но Эллию Аттику. Он хвастлив, но честен. Пусть разделит золото между вами двумя и Калебом. Гребцам отсчитай все, что им положено, и гони прочь. Когда вернешься в Константинополь, отдашь Префекту Сященной опочивальни деньги убитого Аммония. Иначе тебе не жить.

Тирас невнимательно кивнул при упоминании о деньгах. Сейчас его явно тревожило другое. На коричневатом лице фракийца отобразилось что-то вроде сожаления. Он с усилием попытался составить на греческом соответствующую моменту фразу. Наконец нашелся:

– Слона, которого я завалил при Кохе, мог и ты запросто убить.

Трибун с благодарностью улыбнулся, достойно оценив фракийский комплимент.

Подоспел Лют-Василиус, держа за руку Шемяку.

– Новая мода водить раба? – удивился трибун.

– В антских землях Шемяка не может быть рабом, – объяснил Лют-Василиус. – В отличие от многих других народов, анты выходцев из своих родов в рабов не обращают. Поэтому достаточно анту, бывшему рабом у нас, в Империи, заявиться в антские земли, он сразу становится свободным.

Германик отметил про себя, что Лют-Василиус произнес «у нас в Империи». «А как же озеро Нобель? Спросить? Да нет, не стоит. Разве что случай выпадет и выплывем после встречи с антским вождем, тогда можно и спросить».

Вместо этого он озвучил совсем другой вопрос, имеющий сейчас куда большее значение:

– А почему в таком случае Радагаст сразу же не освободил анта Шемяку?

– Пограничье, – коротко ответил Лют-Василиус. – Ничья земля. Как во время засухи на водопое: львы и олени вместе пьют воду. Только вместо водопоя – заслон пограничный, где доят всех подряд. Готские законы уже не действуют, антские заповеди еще не в силе. Поклоняются только золотому динарию с профилем императора Константина.

Лют-Василиус, закончив образную филиппику, сдержанно кивнул командиру и, уже обращаясь к Шемяке, заявил:

– Ты – не раб, Шемяка-кожемяка! Понял?

Тот радостно заулыбался. Трибун с сомнением посмотрел на беглеца от женской ласки, но промолчал.

В этот момент к берегу подошла низкая и длинная антская лодка. Четверо гребцов с каждого борта, кормчий с длинным веслом. Лют-Василиус и Шемяка зашли по пояс в реку, забрались внутрь. Только Константин Германик, в начищенных до зеркального блеска доспехах, с оружием, стоящим целое состояние, драгоценными алыми рубинами на перевязи и настоящим римским шлемом с красно-белым гребнем, который он держал на уровне груди в правой руке, оставался на берегу.

Ант-кормчий удивленно смотрел на него достаточно долго, все это время с трудом, при помощи гребцов, удерживая лодку на одном месте. Трибун так же молча наблюдал за происходящим.

Наконец кормчий не выдержал, коротко что-то крикнул гребцам. Те мигом причалили к берегу. Но только убедившись, что нос лодки ткнулся в песок, офицер переступил через низкий борт.

Головное судно речной антской флотилии оказалось крупной лодией с восемью банками для гребцов по каждому борту. Как принято на военных кораблях, сбоку от гребцов, рядом с весельными уключинами, расположили закрепленные щиты. В середине речного судна на деревянной платформе был намертво приспособлен «скорпион», пускающий длинные стрелы.

Банки для гребцов оказались достаточно широкими, чтобы на них мог также уместиться солдат в полном боевом облачении. Впрочем, даже мимолетного взгляда на воинов антской флотилии хватило, чтобы убедиться: защита у местных явно хромает. Общей формы не существовало: один солдат носил нагрудные латы, другой вынужден был горбиться в кольчуге, снятой если не с карлика, то с младенца. Большинство пытались защитить себя самодельными льняными панцирями с нарезанными кусочками рога, нашитыми поверх наподобие перьев.

Великий Митра! О льняных панцирях Константин Германик слышал только от учителя истории в начальной школе, когда речь шла о походах Александра Македонского. Помнится, делали такие панцири, склеивая несколько слоев льняной ткани, в результате получалось что-то вроде длинной рубахи с разрезами для бедер, чтобы было удобно сидеть в седле, и лямками, которыми скреплялась льняная защита на груди и спине. Греки хотя бы прикрепляли на льняной панцирь бронзовые и медные полосы. Но ведь подобный вид защитного вооружения древнее древности! Льняной панцирь давно сменил панцирь железный, он хоть и тяжелее, но зато и удар сильный выдерживает.

С командирской лодии прямо в воду осторожно опустили добротно сбитые сходни, по которым трибун, даже будучи в полном боевом снаряжении, без труда перешагнул на палубу корабля, сразу отметив при этом, что основа антского судна выдолблена не просто из большого, но воистину гигантского дерева, не менее трех десятков шагов длиной. Где, интересно, растут такие? Неужели в Самбатасе, в его легендарных пущах?!

Стоя возле искусно вытесанного из дуба подобия деревянного трона, римского офицера приветствовал невысокий седовласый мужчина с выгоревшими на солнце волосами, открытым приятным лицом, не