Замерев на поверхности в двадцати ярдах от берега, он наблюдал за мертвой зеброй, которая уже почти полностью ушла под воду. Над поверхностью оставалась лишь одна задняя нога. Охотники видели крокодила сбоку. Точнее, видели только верх спины и половину головы с застывшей насмешливой ухмылкой.

Кермит лежал за седельной сумкой, вдавив в плечо приклад и прижавшись щекой к ложу. Зажмурив левый глаз, он напряженно всматривался правым в прорезь прицела.

Леон наклонился к нему.

— Целься под глаз и бери на уровне воды. — Он еще не договорил, как Кермит спустил курок. Приникнув к биноклю, Леон увидел всплеск — пуля скользнула по воде и вошла в голову чудовища прямо под маленьким злобным глазом.

— Отлично! — воскликнул Леон, поднимаясь.

— Пига! — крикнул Маниоро. — Попал!

— Нгвенья куфа! Крокодил мертв! — завопил Лойкот и, вскочив со смехом, пустился в пляс.

Чудовище еще ударило несколько раз могучим хвостом, щелкнуло челюстями, выпрыгнуло высоко из пруда и рухнуло, вертясь, колотя по воде, взбивая волны.

— Нгвенья куфа! — подхватили люди на берегу.

Предсмертное неистовство достигло пика и оборвалось внезапно: массивное тело вдруг застыло, хвост выгнулся дугой и окоченел, а крокодил замер неподвижно на поверхности. Потом он быстро погрузился и исчез под зеленой водой.

— Мы его потеряем! — заволновался Кермит и принялся стаскивать сапог.

Леон схватил его за плечо.

— Ты что, черт возьми, делаешь?

— Хочу вытащить его.

Кермит попытался высвободиться, но Леон не отпускал.

— Послушай меня, придурок. Ты залезешь в воду, а там тебя уже дожидается папаша или дедушка этого чудовища.

— Мы его потеряем! Я должен его выловить.

— Нет. Здесь останутся Маниоро и Лойкот. Завтра крокодил всплывет. Вот тогда мы вернемся, накинем на него веревки и подтащим к берегу.

Аргумент подействовал — Кермит немного успокоился.

— Его может унести течением.

— Река пересохла, никакого течения нет. Так что, приятель, никуда твой крокодил не денется.

День близился к вечеру. Кермит и Леон сидели в палатке, попивая чай и снова и снова перебирая детали недавней охоты, когда по лагерю прокатилась волна беспорядочной активности, предвещавшая обычно скорое прибытие президента. Кермит торопливо поднялся.

— Идем! Посмотрим, с чем вернулся мой старик. — Не дожидаясь Леона, он шагнул к выходу, но в последний момент обернулся. — Насчет крокодила ничего не говори. Он все равно не поверит, пока сам не увидит.

Въехав в лагерь, где встречать его уже собралась целая толпа, Тедди Рузвельт спешился и бросил поводья подскочившему сайсу. Заметив Кермита, он улыбнулся, и глаза за стеклами очков победно блеснули.

— Привет, отец. Удачный был день?

— Неплохой. Записал на свой счет первого льва.

Лицо у Кермита вытянулось.

— Ты застрелил льва?

— Да! — все еще улыбаясь, подтвердил президент и ткнул пальцем за плечо. Кермит поднял голову — из-за деревьев как раз появились носильщики. На прогнувшемся шесте висела рыжевато-коричневая туша. Подойдя к палатке таксидермистов, они опустили ношу на землю. Трофей тут же окружили три сотрудника Смитсоновского института. Перерезав веревки, они положили тело на землю и принялись за дело: измерять и фотографировать.

Кермит облегченно рассмеялся. Даже он, знавший о львах очень мало, понял, что перед ним молодая, еще не заматеревшая львица.

— Эй, пап! — Он с улыбкой повернулся к отцу. — Если, по-твоему, это настоящий лев, то тогда я — президент Соединенных Штатов. Это детеныш.

— Ты прав, сынок, — хитро посмеиваясь в усы, согласился Рузвельт-старший. — Мне так жаль бедняжку, но ее пришлось пристрелить. А что еще оставалось делать, если она не подпускала нас к телу вожака. Защищала его до последнего. Зато для группового портрета львиной семьи в Африканском зале музея подойдет идеально. А вы что думаете? — обратился он к Джорджу Леммону, возглавлявшему бригаду ученых.

— С удовольствием ее примем. Прекрасный образчик. Шкура в отличном состоянии, зубы великолепны.

Президент глянул через плечо и удовлетворенно кивнул:

— Ну вот, наконец-то несут и вожака.

Из леса показалась вторая группа. Четверо носильщиков сгибались под тяжестью тела громадного самца.

— Боже! Ну и ну! По-моему, великолепный лев, — заметил вышедший из палатки Фредерик Селоус. Был он без рубашки, но с блокнотом. — Пусть кто-нибудь проверит, не повреждена ли шкура. С таким красавчиком нужно обращаться бережнее.

Носильщики подошли к палатке и осторожно опустили громадную тушу вожака рядом с телом львицы. Сэмми Эдварде, главный таксидермист, бережно расправил ее и, достав рулетку, измерил расстояние от блестящего черного носа до черной кисточки на кончике хвоста.

— Девять футов и один дюйм, — объявил он и посмотрел на президента. — Прекрасная особь, сэр. Лично я вижу такого впервые.

Вечером, после ужина, в палатку к Леону пришел Кермит. С собой он принес серебряную фляжку с «Джеком Дэниелсом». Лампу притушили, москитную сетку задернули. Разговаривали шепотом.

— Сегодня за ужином почетным гостем был Эндрю Фэган, — сообщил Кермит. Получивший приглашение репортер приехал в лагерь во второй половине дня. — И знаешь, они с отцом неплохо спелись. Моему старику нравится, когда появляется новая публика.

Пару минут оба молчали, потом Кермит продолжил:

— Я не завидую отцу и не держу на него зла. Он, как и любой из нас, горит желанием быть первым и ни в чем не уступать более молодым. Но иногда… Должен сказать, сегодня за обедом он зашел слишком далеко. Не скажу, что он так уж хвастал своими успехами или старался унизить меня, хотя, говоря откровенно, подошел к этому достаточно близко. Разумеется, Фэган ловил это налету. Еще бы, такой материал!

Любуясь на свет восхитительным янтарным цветом переливающегося в стакане виски, Леон согласно кивнул и даже пробормотал что-то утешительное.

— Пойми меня правильно. Да, лев был хорош. Очень хорош. Только ведь он не самый лучший, верно? В Африке наверняка убивали львов покрупнее, так ведь?

Американец с надеждой посмотрел на Леона.

— Ты безусловно прав. Да, лев крупный, но грива у него короткая и жесткая, не больше дамского боа из страусовых перьев, — заверил его Леон.

Кермит прыснул со смеху и, смутившись, прикрыл рот ладонью. До палатки президента было не меньше сотни ярдов, однако Рузвельт-старший требовал соблюдения после отбоя полной тишины.

— Дамское боа, — повторил, копируя женский фальцет, Кермит и снова усмехнулся. — Мы сегодня на балет, мои дорогие?