Вдруг среди Придворных возникла странная новая суматоха, которую ни Сакс, ни Колдун, ни я не могли не заметить — Воаз-мл. велел близстоящим стражникам схватить Амадея Барокка сенсационным coup’ом[119], что стал кульминацией многих недель замышлений и пережевываний вычислительных проблем бессмысленного действия. Воаза-мл. я узнал по длинным черным башмакам. Однажды минувшим летом, вскоре после того, как загнали на дерево Джина-Луночеловека, тем вечером, когда я впервые увидел Доктора Сакса в саване песчаного обрыва, мы устроили ловушку, яму в песке, глубиной шесть футов, поперек уложили ветки, газету и засыпали песком — Доктор Сакс чуть было не свалился в нее, как он признался впоследствии. А вот Воаз-мл., который (как я теперь узнал) бродил по окрестности, ища таланты для своего кукольного театра, упал — наполовину — потерял башмак (длинный, длинный черный башмак, увидев эту штуку, я содрогнулся) и сбежал, покраснев от смущенья, в ночь… вернулся в Замок, нагрубил отцу и тут же отправился в постель с полоумными летучими мышами в чердаке. Он был молодой человек, которому хотелось стать вампиром, а он им не был, но желал научиться — брал уроки у нескольких безрезультатных Черных Кардиналов, Паучий Комитет не хотел иметь с ним ничего общего, поэтому он приспособился к глубинным мистическим штудиям, долгим беседам с блистательным Кондю — и поначалу был близким другом Амадея Барокка, который выступал единственным насельником и посланцем Замка из города Лоуэлла. Но Воаз-мл., человек с запросами, начал подозревать Барокка в голубистских наклонностях — Голубизм был идеалистическим левым крылом сатанистского движения, утверждал, что Стан обожает голубков, а посему Змей не уничтожит весь мир, а просто окажется огромной шкурой голубков в день выхода, распадающейся, миллионов голубков цвета молофьи, что будут брызгать из нее, когда она станет рваться из земли сотней миль в длину, — на самом деле, Голубисты по большей части были непрактичной и несколько женственной публикой то есть затея их была нелепа, Змей достаточно реален — В конечном итоге им пришлось уйти под землю, где Колдун издал свой Черный Декрет в тот год, когда Гномические Рудокопы восстали, но их подавил Чудище Блук и его обученный корпус Гигантских Насекомых Людей — дрессировщики, с палками и антеннами, они жили в хижинах вдоль подземной Челюстной реки, рядом с насекомыми Пещерами — гигантские Пауки, Скорпионы, Многоножки, да и Крысы тоже. Черным Декретом воспрещался Голубизм, и бедных бессчастных Голубистов (включая Ла Контессу, как выяснилось) окружили и загнали жить на плоты на Челюстной реке, принайтовленные к хижинам и насекомым пещерам. Там беспомощные невинные Голубисты рыдали в вечной серой тьме и мареве. Воаз-мл. в разочаровании своем от того, что не может стать вампиром, поскольку ему не хочется никакого такого зла буквально, обратился к черному искусству: он похищал мальчиков и парализовал их замораживающим снадобьем, которое их превращало в кукол-марионеток — старый секрет, почерпнутый у Египетских Лекарей в Замке. Этими куклами (он сжимал их в усыхательной печи до нужного кукольного размера) он показывал собственный Кукольный Театр всем, кто был не прочь смотреть, — выстроил себе сцену, декорации и кулисы — но то было кошмарное и непристойное представление, люди уходили с него в отвращении. Так и не добившись желаемого успеха, Воаз-мл. обратился к анти-Голубизму и вот теперь, в критический миг, арестовывал Барокка, дабы доказать Колдуну, что он великий соломонов государственный муж и его, по меньшей мере, имеет смысл произвести в секретари — особенно теперь, когда Змей восстает, громыхая. Кроме того, ему следовало воздать неимоверное воздаяние Барокку — тот, поначалу идеалист в своих первых попытках проникнуть в Замок в среду Сил Колдуна после первоначального обнаружения зимней ночью невинной рукописи Доктора Сакса, коя привела его, посредством умозаключений и расследований, к дальнейшим открытиям, — Барокк разочаровался и стал Голубистом, когда увидел, как на самом деле злы некоторые Злоисты — Наконец, выяснив, как Воаз-мл. добыл себе кукол, он взбунтовался и донес известие до Колдуна. Колдун утомленно приказал прекратить кукольные представления — Воаз же мл. к этому времени уже втерся в капустник, даваемый в театре «Победа» на Миддл-секс-стрит возле станции, и его освистывали и сгоняли со сцены родители из субботних дневных публик, когда он прыскал у рампы в своих длинных черных башмаках, высокий и странный — Дики Хэмпшир служил там капельдинером — В него швыряли всякое, приходилось спасаться бегством: детишки, которые бывали на других любительских спектаклях с его участием, теперь вбегали в зал к своим родителям. И вот тогда-то пришла весть, что Колдун отдает приказанья: никаких больше кукольных театров — поэтому Воаз-мл. замыслил конец Барокку — Следующий его план был объявить кровь вне закона, чтобы Вампиров можно было сажать в тюрьму за хранение на десять лет. Суматоха, что мы сейчас видели, была кульминацией первого великого триумфа Воаза-мл. — Но вскоре стало очевидно, что все это не имеет никакогейшего значения, возшвырнулся парапет провала, ибо, казалось, и Замок, и Змеиный Холм поразило трусом земным.

Из змейских труб вознеслись ревующие вои.

Из земли, пердя, вылез Великий Крот. Все бежали. В воздухе тек млечно-белый ужас. Лишь Сакс не испугался. Он бегом вернулся к парапету, который не опрокинуло, и встал, схватившись за один чокнутый поручень, и полез в карман за своими волшебными травяными порошками. Вся белизна сгинула, когда Сакс встряхнул свой вакуумный шар, — вернулась обычная серость мира. Будто вышел из техниколорного кино и вдруг на серой костюмной копоти мостовой видишь блестящие кусочки стекла в неоновых огнях разочарованного субботнего вечера. Дикий гуд взверещал, он воспрянул сиреной из жаркого провала, где в ответ донесся более глубокий рокочущий подземный гудок, скорее похожий на отрыжку тяжкозвучного ада в своей Огромной Простофильности — Кое-какие придворные заломили страдальческие руки к глазам, заслышав, как Змей подает голос. То было неимоверное переживание, исполненное содрогающегося и общего ужаса, пробившего меня до самых костей, а Замок до самых камней. Земля покачнулась. Интересно, что делает весь Лоуэлл, подумал я, — я видел, что брезжит день. Воскресное утро, колокола Св. Жанны д’Арк сзывали Джина Плуффа, Джо Плуффа и всех прочих — В Потакетвилле никаких взрывов, никакой изрыгнутой травы у церкви, где мужчины стоят и курят после Мессы — Лео Мартин подходит к св. Людовику-Тени, который читает Розарий своими ястребиными устами, говорит: «A tu un cigarette?» (Сигаретки не найдется?)

Но Доктор Сакс стоял у Парапета, щерясь вниз с безумным хохотом, — плащи его опять были черны, а вся фигура полутаилась в сумраке. «Ах жрецы сокрытой Гефсимании, — орал он. — Ох расплавленный мир челюсто-пламеней, сочащихся слюной свинца — Питтсбургские Сталелитейни Рая — небеса на земле, земли, пока не сдохнешь — Закон всемогущ, как говорили в Монтане — но очи старого Доктора Сакса и впрямь зрят кошмарную мерзопакость львинозевного говна и пистолетележной кровищи, что плавает в этой дикой среде, где Змей осуществил свое бытие и пьет за все что тут уж близ — Спаситель на Небеси! Приидь и вознеси мя —»

Похоже, он бредил и был невнятен даже мне.