Кровь и пепел! Да пропади он пропадом, этот сукин сын! За все, что я сделал и чего не сделал для Веры, она сполна расплатилась со мной, просто произведя на свет такого упрямого и твердолобого болвана, как Морт!

Вот кто здесь настоящий ублю…

Я осекся.

Сквозь пелену ярости до меня дошло, на кого я злюсь по-настоящему.

Да на себя же! На того себя, которого минутой раньше увидел со стороны в облике Морта Сета Слотера. И который мне совсем не понравился.

Резко развернувшись, я с силой ударил кулаком в стену ближайшего дома, выбив кирпич и обрушив солидный пласт извести, смешанной с песком. Кисть пронзило острой болью, которая огненной вспышкой отдалась в голове, выжигая из нее воспаленные мысли.

Уф-ф! Отпустило.

Ощупывая ушибленную руку (не сломано ли запястье?), я побрел обратно.

«Чертов Морт, – уже скорее вяло, чем агрессивно, думалось на ходу, – неужели он и впрямь полагает, будто я не искал возможности оставить Мастера в живых? Что я не хотел исправить жизнь Веры?!»

Даже мой сын не должен быть таким упрямым ослом.

Одна скидка – на возраст. Всего шесть лет все-таки.

Впереди уже показался краешек фасада дома вдовы Маркес, когда из темной подворотни по правую руку от меня раздался голос – негромкий и приглушенный, словно бы идущий из-за полы плаща:

– Эй, ублюдок!

Ах, как славно! Ах, как кстати!

Обознался окликающий или нет, неважно. На своем здоровье он только что поставил крест.

Будет на ком выместить злобное раздражение, оставшееся после перепалки с Мортом! Оскалив зубы в ухмылке, не предвещающей ничего хорошего, я обернулся, нащупывая за спиной рукоять даги…

Ошибка.

Окликнувший меня не обознался. Намереваясь разобраться с Выродком, он поступил единственно правильным образом – тут же нажал на курок. Прежде чем я успел извлечь дагу, в темноте подворотни сверкнула вспышка, воздух разорвал гром пистолетного выстрела.

Бабах!

И вся недолга… никаких задиристых ритуалов, что в ходу у наемных бретеров и сбиров. Никаких объяснений и зловещих фраз. Окликнул, а когда жертва остановилась и повернулась, открыв выстрелу грудь, спустил курок.

Похвально и правильно.

А вот я, поддавшись эмоциям, позволил себе утратить осторожность, за что и поплатился. Ур никому не спускает промахов.

В живот, испепеляя внутренности, врезался сгусток боли. Еще не прочувствовав ее по-настоящему, я успел по инерции сделать пару шагов в сторону стрелка и даже выдернуть-таки из ножен дагу, но затем меня повело в сторону, закачало-замотало на враз ослабевших ногах и бросило коленом на мостовую. Ощущение такое, словно мышцы вдруг размяли в кисель – прямо как если бы меня коснулась разлагающая заживо длань Мастера Плоти.

Из подворотни выплыло облачко порохового дыма.

Ерунда. Мастер нынче корячился в аду, все «волшебство» сделала обычная пуля.

Двигаться.

Двигаться-двигаться-двигаться!

Потому что если у стрелка есть второй пистолет – добьет.

В брюхе плескался жидкий огонь, ноги превратились в две мягкие йодлрумские сосиски, но я заставил себя встать и сделать еще несколько шагов в сторону подворотни. Бесполезная дага, зазвенев, выскользнула из пальцев и упала на брусчатку: пришлось освободить левую руку, дабы зажать рану, из которой расплавленной лавой вытекала кровь. Правой же я все тянул и тянул из подсумка пистолет, который вдруг словно прирос к его стенкам или просто налился тысячекратной тяжестью.

Неподъемный.

Нет… все равно вытянул. Я же на редкость здоровый детина.

Двуствольный «громобой» рявкнул раз и тут же другой. Выпущенные им пули звонко шмякнули по каменной кладке. Оба выстрела наверняка в молоко, но я и не рассчитывал зацепить невидимого стрелка. Главное было смутить его ответным огнем, а самому скрыться в облаке порохового дыма, чтобы выгадать лишнюю секунду-другую.

Разряженный пистолет упал на брусчатку следом за дагой.

Двигаться… добьет…

Ворваться в подворотню, отыскать несостоявшегося (пока?) убийцу, стиснуть на его горле свои дымящиеся от Древней крови лапищи и медленно, с расстановкой удавить. Нет, лучше быстро свернуть шею. Сейчас нельзя давать волю чувствам. А то еще извернется и ножом пырнет.

Ноги крепче не стали и продолжали предательски подгибаться, отказываясь нести тяжеленную тушу Сета Слотера, но их надо было переставлять, чтобы не упасть, не растянуться на грязной брусчатке до того, как стрелок окажется на расстоянии вытянутой руки.

Шаг, другой, третий.

Ненавижу йодлрумские сосиски!

Еще шаг, еще… Дойду. Доберусь.

Прикончу.

После того как я, похожий на деревенского пьяницу, что плетется домой, перебрав сидра, ввалился в переулок, цепляясь за стену и едва удерживаясь на ногах, пришлось потратить несколько драгоценных мгновений, чтобы разобраться – это здесь так темно или у меня в глазах? За отпущенное время умелый душегуб вполне мог пустить в ход и пистолет, и шпагу, и банальную дубинку. Но ни выстрела, ни выпада, ни удара не последовало.

Неизвестный стрелок смазал пятки.

Должно быть, он сделал это сразу после выстрела, не рискуя связываться с огромным Выродком, если пуля не уложит того (меня!) наверняка. Еще одно разумное решение. Я видел крепких парней, простых смертных, которые оставались на ногах после того, как получили по две-три пули. Держась на одной злобе и ярости, они успевали пустить в ход оружие и раздать с десяток ударов, прежде чем свалиться замертво. Правда, им не выпадало таких паршивых ран, как пулевое ранение в живот, дырявящее сразу пригоршню кишок.

Хуже всего, что подобные раны частенько воспаляются и отправляют в могилу даже самых могучих здоровяков, – спросите любого полевого хирурга. Организм Выродка, понятно, будет покрепче, чем у любого смертного, но и ему может оказаться не под силу переварить свинцовую пилюлю, особенно если на ней сохранились частички несгоревшего пороха и пыжа, а также клочки продырявленной одежды. А при стрельбе с такого расстояния без них никак не обойтись.

Нужен доктор.

Хороший доктор, а не коновал, промышляющий кровопусканиями или заливающий раны кипящим маслом.

Нужен Тавик Шу.

Пусть он лишь бакалавр медицины, но в умении наживую штопать поврежденных человеков даст фору любому профессору. Благо на мне натренировался.

Я тяжело привалился к стене и какое-то время просто стоял неподвижно, теряя кровь, со свистом втягивая воздух в легкие и ощущая, как пересыхает во рту, – так частенько бывает при ране в живот.

Горячка действия, охватившая сразу после выстрела, прошла, так что к нахлынувшей боли следовало притерпеться, прежде чем сгрести себя в охапку и отволочь туда, где могут оказать помощь. Надо точно рассчитать свои силы и сделать все, прежде чем иссякнуть. Если раненый Выродок свалится на мостовую посреди города, ни одна живая душа не пожелает проявить к нему милосердие. Мимо пройдут даже монашки из Строгой церкви и Псы правосудия… по крайней мере так считалось, а я не хотел проверять правдивость подобных утверждений на собственной шкуре.