Оказывается, он не включил свет. Но ему не надо было вглядываться в кромешную темень, чтобы понять, кто это.

— Привет, Лева.

Друг молча пересек зал, бросил монету на крышку рояля. Она завертелась, покатилась. Они оба проводили взглядами ее падение на пол.

Тишина. Мгновение. Еще одно. И еще.

— Только это что угодно, только не дуэт д’Артаньяна с Констанцией, — раздался бешеный голос Льва.

— Я знаю, — вздохнул Артур. — Но разве это важно?

И он кивнул на невидимый серебряный доллар где-то у себя под ногами.

— У тебя еще есть время.

И в темноте послышались стремительные злые шаги.

…

Она стонала и кричала под ним, вцеплялась в его плечи и выдыхала рваное:

— Артур… Еще!

Еще. До изнеможения. До красных мушек перед глазами. До невозможности думать и дышать, пока…

— Я люблю тебя, — выдохнул он самое важное. Единственно важное.

Устало прижался губами к ее вздрагивающему плечу, не желая отпускать — ни Аню, ни собственное счастье. Нечаянное. Нежданное. Схватившее его за руку прямо посреди репетиции и утянувшее в чью-то случайно открытую гримерку под довольное режиссерское:

— Перерыв! Детка, где мой грейпфрутовый фреш?

Его счастье было похоже на этот фреш — сладкое, горькое, терпкое и свежее, словно в первый раз… Или в тысяча первый, как разница? С Аней, со своей любимой, единственной, самой прекрасной женщиной на свете каждый раз — как первый…

— Я люблю тебя, — повторил он во влажную черную прядь, прилипшую к белоснежной тонкой коже, и улыбнулся.

Вместо ответа Аня его поцеловала в висок, довольно вздохнула и пихнула его в плечо.

— Перерыв окончен, вставай, Д`Артаньян.

Что-то в ее голосе было странное. Но ни сил, ни желания не было разбираться, что именно. Зачем? Ведь все хорошо. Аня наконец-то приняла тот факт, что они созданы друг для друга. О, как идеально они друг другу подходят!

Нежно-нежно поцеловав ее в уголок губ, Артур поднялся и подал ей руку, помогая встать. Ей, такой разнеженной, разрозовевшейся, прекрасной и снова желанной. Аня лукаво усмехнулась, повела плечом — так, что в животе опять стало жарко, и едва успокоившийся организм потребовал продолжения банкета. Сейчас же.

— Иди ко мне, — позвал Артур и притянул ее к себе, коснулся губами губ…

— Бонни не терпит опозданий, — нравоучительно сказали ему, приложили палец к губам и отстранились.

Это фамильярное, почти интимное «Бонни» так резануло по нервам, что Артур едва не вздрогнул. Хотя Аня и была права — дразнить режиссера посреди постановочной репетиции суть идиотизм и глупость.

— Ладно, — согласился Артур, расплываясь в совершенно счастливой улыбке, и выудил из спутанной кучи одежды свои трусы. — Заедем после репетиции, купим чего-нибудь вкусненького. А хочешь, закажем из ресторана?

— Как-нибудь в другой раз, — пожала плечами Аня, надевающая репетиционные лосины, — сегодня у меня другие планы на вечер.

Улыбка стекла с него вместе с ощущением счастья и покоя.

— В смысле, тебе еще в «Оперетту»? — переспросил он в надежде, что как-то неправильно понял ее тон.

— Арчи, одевайся быстрее, — Аня почему-то назвала его так же, как звал Бонни, а не как обычно. — Перерыв закончился.

— Да причем тут перерыв! Аня, Анечка… Разве мы не…

— Если ты имеешь в виду это, — Аня опустила выразительный взгляд на его не менее выразительно выпирающее сквозь лосины достоинство, — то да. Если все остальное, то «нет».

— Но… как же... — кажется, он начал позорно заикаться и мямлить, словно застигнутый за разглядыванием неприличных картинок второклассник. — Мы ведь… Аня!

— Арчи, не усложняй. Нам обоим было хорошо, пусть так и остается дальше. И одевайся уже! Мне не нравится, когда Бонни ругается.

— Опять этот Бонни! — взвился Артур. — Ты думаешь о нем больше, чем обо мне! Почему ты ведешь себя так, словно… словно это для тебя ничего не значит?

О боже. Кажется, он исполняет не свою роль. Глупейшее ощущение перепутанного сценария. Чьи это вообще слова?! Уж точно не его! Скорее обиженной фанатки… рассчитывавшей на… О нет. Бред какой-то.

— Арчи, Арчи… — покачала головой Аня. С какой-то снисходительностью, что ли.

Эта снисходительность, до тошноты узнаваемая, его добила.

— Не называй меня так! Что вообще происходит, Аня?! То ты любишь меня, то отталкиваешь! Объясни мне…

— Ничего не происходит, милый, — нежно-нежно и ядовито-ядовито улыбнулась она. — Ровным счетом. Всего лишь хороший секс. Бонни говорит, очень полезно для творческого процесса. И знаешь, он прав. Повторим в субботу.

И, мурлыкая что-то до боли знакомое, развернулась и выскользнула из гримерки, оставив Артура полуодетым и растерянным. Да что там растерянным! На него словно лавина обрушилась.

Его Аня, его любимая нежная девочка, его огонечек, назвала то, что между ними было — просто хорошим сексом. Как это вообще возможно?! Кто ее подменил? Да что это вообще?..

«От актрисы истинных чувств не жди…» — мурлыканье в коридоре перешло в полноценную арию. Из «Сильвы».

Подрагивающими руками Артур быстро натянул майку и влез в проклятые балетки. Внутри него было пусто и звонко до боли, и мучительным эхом отдавались слова арии, как нельзя лучше подходящие к случаю. Что-то о сердце актрисы, с которым нельзя играть.

Кажется, кто-то доигрался.

Надо ли говорить, что когда он увидел серебряный доллар, подкинутый Розой Говард и пойманный Аней, он сделал вид, что его это совершенно не касается. Вот просто вообще.

На грабли вечно наступая

Завидую самой себе.

Какое крепкое здоровье,

Какой недюженный талант!

(С) чья — не нашла

Анна (вчера)

Она не очень хорошо понимала, зачем пошла ужинать в «Метрополь» с Бонни и Розой. Этих двоих она тоже не очень хорошо понимала, если не сказать хуже — не понимала вообще. И не двоих, а троих. То есть слухи об очень странном семействе Говард до нее доходили, но она слухам не особо верила. А тут…

Факты были налицо. Шведская семья как она есть. И чего Аня не могла понять вот совсем-совсем, так это почему Говарды позволяют Бонни ходить налево. И не просто налево, а открыто и бессовестно иметь своих «звезд» прямо на репетициях.

Не то чтобы Бонни делал это прямо сегодня, на глазах у Розы. Но то, как вела себя Милена и как она всем раззвонила, что спит с самим Бонни Джеральдом — явно было не на пустом месте.