– Да, в память о твоей маме.

Маргарита сделала его своими руками. Купила в строительном магазине деревянные бруски, покрыла тремя слоями плотной белой краски, сколотила крест. Она работала как в тумане, чтобы только занять время, через три дня после гибели Кэндес и за день до ее похорон. Маргарита размягчила землю горячей водой из термоса и забила крест в песчаную почву кухонным молотком. А потом уехала. Она думала, что будет приезжать туда как на могилу, каждую неделю оставлять цветы, однако больше ни разу там не была.

– Я знала! Сразу поняла, как только увидела.

Хорошо. Маргарита все никак не могла понять, зачем установила там крест. До этой минуты.

– Жаль, что ты не придешь! Мне так жаль!

«Вернее, мне очень плохо. Я в полном отчаянии». Маргарита сама чуть не плакала, ей хотелось забиться в истерике. Она едва не перечислила Ренате все усилия, которые затратила на подготовку к ужину, но это было бы эгоистично и грубо. Впрочем, может, еще есть шанс исправить ситуацию.

– А если я поговорю с родителями твоего жениха?

– Ой, нет! Не хочу вас в это вмешивать.

– Ты уверена, детка? Я бы им объяснила…

– Спасибо, тетя Дейзи, не надо.

А вдруг родители жениха – лишь предлог? Вдруг Рената просто не хочет с ней встречаться? Возможно, кто-нибудь отпустил нелестное замечание в адрес Маргариты или пересказал самые отвратительные сплетни…

– Ну что ж, ладно, – сказала Маргарита.

Ей стало стыдно за свою настойчивость. Ее снова отвергли, снова нарушили обещание. Пора бы к этому привыкнуть.

– Они говорят, чтобы я навестила вас завтра. Я могла бы прийти к обеду. Или лучше к завтраку?

– К завтраку? – переспросила Маргарита.

Кто-то более сговорчивый ухватился бы за эту возможность и подумал о яичнице или омлете и блинчиках с начинкой из свежих персиков, но Маргарита считала, что их встреча многое потеряет, если произойдет при неумолимом и ярком солнечном свете. Придется пожертвовать доверительностью. Маргарите казалось, что признания, которые она хотела сделать, возможны только при свечах и за вином, и чтобы можно было говорить, говорить, пока не уснешь. Обидно менять планы после того, как столько переделала и мысленно расписала вечер во всех подробностях. Почему она должна под кого-то подстраиваться? Девочке пора понять, что нельзя так безжалостно разбивать чьи-то надежды. Впрочем, в конце концов Маргарита решила не отталкивать крестницу. Пусть будет яичница. И блинчики с персиками.

– Приходи на завтрак. Или к обеду.

Можно подать сандвичи с холодным мясом и салат из спаржи.

– Приду на завтрак, как только проснусь.

К собственному удивлению, Маргарита рассмеялась:

– Значит, увидимся завтра.

– Спасибо, тетя Дейзи! Хорошо, что вы меня поняли.

– Для тебя, милая, все, что угодно, – ответила Маргарита, и она не шутила.

Солнце село. Окна порозовели в лучах заката, затем потемнели. Даже здесь, в самом сердце города, слышалось пенье сверчков. Маргарита не включила свет и не переоделась. Она сидела на кровати, пока безжалостные старые часы еще дважды не отбили время, потом встала. Она двигалась легко и проворно, словно все эти годы была слепой, а сейчас прозрела. Ей не хватило духу спрятать до завтра вырезку и хлеб, и она оставила все как есть. Достала из морозильника охлажденный бокал, наполнила шампанским, отнесла вместе с бутылкой на накрытый стол. Зажгла свечи. В темном окне напротив Маргарита увидела себя – женщину, которая пьет в одиночестве, – и приветственно подняла бокал.

– А вот и Робинсоны приехали! – сообщила Сьюзен Дрисколл.

Они с Ренатой стояли у подножия лестницы, в нескольких шагах справа от распахнутой входной двери. Сьюзен поправила прическу, потрогала свои серьги и, удостоверившись, что выглядит идеально, оглядела Ренату.

– Господи, что это за отметина у тебя на подбородке? Ты как будто дралась на ринге!

Рената непроизвольно коснулась лица. Сама она заметила ужасный багровый синяк от доски для серфинга только пару минут назад. Теперь подбородок пульсировал тупой болью, обгоревшая кожа на носу и щеках саднила. Сьюзен дала Ренате тюбик с кремом алоэ, которым та щедро намазалась. После крема кожу стянуло; лицо стало как будто хрупким, от улыбки готовым рассыпаться. Объяснить, откуда взялся синяк, не упомянув Салли, она бы не смогла и предпочла промолчать. Обидно, конечно, что Сьюзен обратила внимание только на синяк и не оценила ее усилий выглядеть как можно лучше. Рената надела белую блузку с глубоким вырезом, короткую розовую юбку и розовые босоножки, украшенные буквой «Р», но, похоже, надо было натянуть на голову пакет.

Робинсоны вошли в дом и отвлекли внимание от ее синяка. Гости приехали втроем – взяли с собой дочь, ровесницу Ренаты и Кейда. Наверняка для того, чтобы Рената с ней подружилась. Джо Дрисколл с Кейдом тоже вышли в фойе. Все обменивались поцелуями, пожимали руки, хлопали друг друга по спине и по плечу, а когда с приветствиями покончили, Сьюзен вытолкнула на середину импровизированного круга Ренату.

– А вот и будущая миссис Кейд Дрисколл.

Рената попыталась улыбнуться, хотя подобное представление показалось ей оскорбительным. Ее словно низвели до сообщения в местной газете. Она протянула руку. Мистер Робинсон, высокий лысеющий мужчина в очках-половинках и галстуке-бабочке, пожал ее первым.

– Приятно познакомиться. Кент Робинсон.

– Рената Нокс, – сказала Рената. При всей торжественности официальной церемонии знакомства, Сьюзен не удосужилась назвать ее имя.

Миссис Робинсон – коротко подстриженная брюнетка, такая же стройная и тщательно накрашенная, как будущая Ренатина свекровь, – излучала такую же наигранную доброжелательность. Крепко обняв Ренату, она чмокнула ее в обожженную солнцем щеку и воскликнула:

– Ох, Сьюзен, да тебе повезло!

– И не говори! – согласно кивнула Сьюзен с лучезарной улыбкой, как будто перед ней стояла не обгоревшая Рената с синяком на лице, обманщица и изменщица, которая разбила вазу, стащила список и сбежала, а кто-то совершенно другой.

– Рената, а это Клэр, дочь Кента и Кэти, – обратилась Сьюзен к Ренате тем ласковым голосом, что обычно приберегала для кота. – Кейд и Клэр вместе учились в школе. Они давние друзья.

Рената улыбнулась дочери Робинсонов, мысленно напомнив себе, что первое впечатление не всегда верное. Взять, например, как все обернулось с Салли. Впрочем, выглядела Клэр Робинсон еще хуже, чем сама Рената. Она надела длинную юбку в крестьянском стиле, мужскую белую футболку и кожаные сандалии, подклеенные белым медицинским пластырем. Длинные каштановые волосы Клэр так спутались, что уже походили на дреды, а кожа была совсем белой, как у гейши с толстым слоем пудры. Рената впервые видела такую бледную кожу и подумала, что веснушки на носу и щеках Клэр похожи на черные бобы в ванильном мороженом. При взгляде на эту девицу на ум приходили слова вроде «беспризорник» и «оборвыш». Клэр определенно смахивала на уличного мальчишку из романов Диккенса, хотя ее голубые глаза возбужденно горели. Интересно, может, она на наркотиках?