Итак, Хастред шлёпал по мостовой фамильными неснашиваемыми сапогами из шкуры амфиба, звенел в карманах золотишком и строил большие планы. На пять золотых не сильно разгуляешься в центральных заведениях, там даже кёльнеры щеголяют в стираных рубахах и чаевые гребут серебром. Но при известном навыке жить скромно, питаясь в уютных и тихих полуподвальчиках на окраинах города, посещая все мероприятия, где можно снискать хлеба насущного на халяву, и не тратясь на непозволительную роскошь типа прачечной, можно бы и протянуть пару недель, пока не улягутся страсти вокруг его ночных эскапад. Можно… но вот уже три мощные силы развили противоборство в гоблинских недрах. Одна тянула его в маленький кабачок с замечательным пивом и удивительным фирменным блюдом из мяса на косточках. Другая — в другой кабачок, куда более дорогой и куда менее привлекательный с гастрономической точки зрения, зато позволявший любоваться из окна работой любимой парикмахерши. Третья же, и вовсе несуразная, волокла в торговый ряд, где давеча в книжной лавке промелькнул корешок книжечки альвийского мудреца из клана Чёрных Камней. Альвы разве что праотцам своим эльфам уступали в области начертательной магии. А для сборника похабных анекдотов книжка имела слишком уж незахватанный вид. По чести, более всего на данный момент Хастреда привлекал вариант №2, с куафершей и паршивым пивком. Помимо небывалой учёности, он поражал общественность, да и сам себя, удивительными приступами лиричности. И если в большинстве случаев здоровый гоблинский цинизм брал верх над этим странным чувством, то в этом конкретном варианте Хастред позволял себе расслабиться и почувствовать себя мало что не изнывающим от высокой страсти эльфом. Может статься, пентаграмма лучше получится.

Замечтавшись, гоблин чуть было не угодил под копыта маленькой, но до зубов вооружённой кавалькады. Когда над ухом взревел сиплый бас, отскакивать было уже поздно. Так что Хастред мысленно вздрогнул, но внешне не подал виду, развернул пошире плечи да независимо возвёл глаза на орущего. Здоровенный, знатно отточенный топор со значением выставил из-за плеча широкий полукруг лезвия. Доспехов Хастред не носил — единственные, что у него были, привезённые из странствия с Чумпом, пропил уже давным-давно, — но и без них, он это знал, смотрелся куда как внушительно. Габаритами он не уступал приснопамятному генералу Панку, разве что был не столь тяжеловесен, жуткие космы, не стриженные вот уже много лет, придавали скуластой физиономии с раскосыми глазами особо зловещий вид, а на сапогах свирепо отблёскивали боевые шипы для рукопашной. Самому страшно.

— Что за Стремгодова немилость! — заревел на него с лошади гзур в кепке, надетой по-боевому набекрень. — Ещё один!

— Так уж и один. — Хастред окинул гзура опытным взглядом, оценил шашку, поддетую под кафтан вопреки городским порядкам кольчугу, ещё троих всадников на хрипящих конях позади. Ишь ты, гзуры при полном параде, аж чудно. — Ещё на крышах пятеро с арбалетами.

Гзур свирепо плюнул ему под ноги, явно не купился, не последний дурак, но и на драку нарываться не стал, хлестнул взмыленную лошадь и поскакал дальше, куда-то в центр города. За какой, интересно, надобностью? Вот заинтересуется какой бдительный страж, с какой стати он в городе одет как на брань… Это не запрещено, но и не принято, а уж коли придерутся, так намнут бока за милую душу, и оная кольчуга не спасёт от дубины.

Последний из гзуров коня придержал, впёрся в Хастреда свирепым взглядом, ладонь в боевой перчатке метнул на рукоять меча у бедра. Хастред пожал плечами, показал раскрытые ладони — пальчики, мол, вот они. Краем глаза заметил на углу пару стражников — неспешных, медведистых, но с цепкими глазами. Вроде встречался как-то, может, пили, а может, дрались, а может — дрались с перепою, но при всех казусах скорее примут сторону своего, чудаковатого гоблина, нежели пришлого дикаря. Однако если затеять драку посреди улицы, то ещё скорее навтыкают обоим. Так что придется изводить гзура сугубо фигурально, хотя очень заманчива идея сдёрнуть его с лошади, выжать над головой и шмякнуть в стену со всей молодецкой удали.

— Нэчэстивий пожиратэль! — прошипел гзур, брызнул слюной в ярости.

— Что есть, то есть, — признал Хастред легко. — Угощаешь?

Гзур застонал во злобе, метнул мученический взор вслед своим — тех и след простыл.

— Твое счастьэ, дэла есть! Вэчэром здэсь, да?

— А, так тебя зовут Ужин?

— Здэсь, после вэчэрнего набата! Мамой клянусь, я тэбе разъясню особэнности истинной вэры, ЖРУН!

И ускакал следом за остальными. Гоблин оценивающе глянул вдогонку. Дешёвые латы из буйволовой кожи, да и меч наверняка аляповатая фиговина из полусырой поковки. Трусом Хастред отродясь не был, зато был известным меркантильным ленивцем. Поскольку взять с Ужина нечего, долгонько ему придется мотаться по улице в поисках противника. Впрочем, найдёт альтернативу, и очень быстро — тут ему не институт благородных девиц.

— Вишь ты, — отклеился от ближайшей стены плешивый человечек, судя по ободранности, из числа тех, что рыщут по городу, перепродавая подхваченные краем уха сплетни. — Как завелись! Говорят, гоблины какие-то им крупно подгадили, вот они и рыщут, всё виновных найти мыслят.

— Если б крупно подгадили, они бы надёжно увязли, — возразил Хастред вдумчиво. — Что ещё за гоблины? В наших краях? Гзурусы в поле — сила, это сколько ж нашего брата должно собраться?

— Того не знаю, а только сам видишь — огнем дышат…

Ничего подобного Хастред не заметил, более того — раздражение, кипевшее в гзурах, скорее наводило его на мысль о чирье на заднице или там расстройстве желудка. Но ясно как день было, что осведомитель просто набивает цену, а скорее всего, и сам ничего толком не знает. Платить же за информацию гоблин, читавший книги не только по работе, но даже и на досуге, всегда гнушался. Если только она была не в письменном виде.

— Ну-ну, — пробурчал он неопределенно, дружески помахал стражникам и пошел бодрым шагом домой. Нельзя же идти смотреть на неподражаемую куафершу в штопаных штанах. Для этого есть штаны парадные и даже короткий меч в нарядных ножнах, чтобы не вызвали, едва завидев топор, вышибалу, который вышибить-то не допрыгнет, а вот картинку с дамой сердца попортит душевно. Ещё бы шляпу с пером, авось вовсе за благородного удастся сойти, а благородных усаживают за столик у самого окна — с открытым видом на объект. Вот шляпа с хуманса может и налезть, это не кафтан — надо только дождаться прекращения временного моратория на ночные прогулки…

Золото грело сквозь карман, солнышко налило воздух светлой благостью, идти до дома было всего три квартала, и всё было на редкость лучезарно, пока на самом подходе к своей обители Хастред не наткнулся на живописную троицу. Она занимала скамью у вынесенного из ближайшей таверны стола и портила настроение всем в поле зрения. Хастред нахмурился, прикинувши, что вот этих троих как раз и должно было хватить, дабы отравить жизнь всей местной гзурской диаспоре.

Итак, трое доспешных гоблинов, завалив стол мечами, булавами и шлемами, со знанием дела поглощали местное хреновое пивко. Уж Хастред-то ничуть не сомневался в его качестве, ибо жил на другой от таверны стороне улицы и частенько с бодуна не мог доползти дальше. Крайний пивохлёб, безбрежно мордастый и с виду слегка застенчивый, наворачивал помимо пива ещё и тутошнюю кровяную колбасу, от которой в ужасе разбегались даже голодные крысы. Видать, здорово выложился, чиня гзурам гадости. Двое прочих вели приглушённую беседу (то бишь орали ещё не на крайнем пределе глоток), звучно хлюпали, причавкивали, долбили кружками по столу — словом, неуклонно приближались к дружеской потасовке. Вон тот, постарше, явно поздоровее, механически вычленил Хастред потенциального победителя. Однако наблюдать не пожелал. А единственное оконце, как назло, как раз и выходит на эту сторону. Нет уж, увольте-с. Гоблинская гульба под окном — не предел мечтаний, особенно если тот здоровенный начнёт, нажравшись колбасы, долбиться в стены. Н-да, определённо судьба направляет идти любоваться парикмахершей. А поскольку она сворачивает лавочку за час до вечернего набата, а без неё в той корчме делать нечего — как бы не пришлось идти на дуэль с гзуром, лишь бы подальше от соплеменников. Что поделать, отродясь Хастред был замкнутым и непатриотичным.