– Знаешь, Вадик, я тут подумал… На хрена тебе все это нужно? Ты не беспокойся, я все равно из этого дерьма выберусь. Помнишь ведь, в прошлом году не лучше дело было, однако…

– Заткнись.

Струге скорее не услышал, а почувствовал это.

– Заткнись, Антон. Это нужно не только тебе. – Он не знал, что говорить дальше, а Антон ему в этом не помогал. – Итак, раз предложений не прозвучало, значит – в планетарий. А еще раз заикнешься на эту тему, то на совместные походы на футбол в дальнейшем можешь не рассчитывать.

В девять часов вечера Лукин позвонил Николаеву. Сам по себе звонок председателя облсуда председателю районного суда был событием исключительным. Игорь Матвеевич таким образом давал понять, что тема, которую он раскрывает в «домашнем» разговоре, крайне важная. Любой, кому Лукин звонил, понимал, что центр вращения судебных дел города и даже области переместился на его голову.

Лукин знал о таких мыслях людей, поэтому этот трюк использовал периодически, по мере необходимости. Вот и сегодня: весь день он ждал, пока закончится рабочий день, Николаев, разобравшись с делами до конца, уйдет домой, поужинает и расслабится. Ровно в девять часов Игорь Матвеевич позвонил Николаеву.

Лукин давно ждал того момента, когда можно будет подмять твердолобого Струге. Тот стоял в горле председателя облсуда костью, проглотить которую или вышибить наружу было просто невозможно. Лукин не любил беспристрастных судей, так и не ставших членами его команды. «Членский билет» приобретался просто: безропотное выполнение прямых указаний Лукина, не имеющих ничего общего с независимостью судьи при принятии решения, пара подлянок в отношении коллег, высказывание добрых слов в адрес Лукина на конференциях и, конечно, поздравление с праздником. Последний из перечисленных пунктов занимал особое место. Успеть поздравить первым – вот главная задача. Чтобы не Иванов из Кировского, не Петров из Тихвинского, а именно – Николаев из Центрального. Успевать всегда, в канун всех праздников. Ничего, если ошибешься на пару дней, главное – ты успел первым. В день рождения или в иной другой светлый день Лукин садился за свой стол и ставил ставки. Кто позвонит первым, а кто – вторым? Кто первым принесет цветы, кто – картину, а кто – авторучку с золотым пером. Он смеялся своим старческим счастьем от радости, когда угадывал. Милей всего было понимать, что соревнование продолжается и после первого звонка или визита. В это время кабинет Игоря Матвеевича напоминал будку телефонистки в час пик. Звонили отовсюду – из мэрии, областной администрации, судов, юридических консультаций, милиции… Справедливости ради нужно заметить, что на определенном этапе Лукин сам становился участником соревнования. Кто, как не он, должен первым поздравить представителя президента по округу или губернатора? А мэра?

И Лукина всегда бесило, что среди тех немногих, кто числился в штате судейского сообщества Терновской области, был человек, которому было наплевать на эти сумасшедшие гонки. Единственным его поступком в дни подобных праздников была своевременная сдача денег на подарки.

«Лукину шестьдесят? Ты посмотри, как время бежит. А выглядит на пятьдесят восемь». – И Струге отсчитывал необходимую сумму.

Когда Лукину рассказывали о таких варварских способах выражения уважения, у него начиналась изжога. Значит, есть под его административным началом люди, которым на него просто наплевать.

– Каков наглец… На пятьдесят восемь я выгляжу…

Люди, успевавшие позвонить первыми, получали очередные классные чины и иные блага без проблем. Квартиры, путевки в престижные санатории… Свои классные чины Струге получал с большой задержкой. Четвертый ему был присвоен с опозданием на год, третий – на полтора.

И вот сейчас появилась реальная возможность пощупать беспристрастного судью за пристрастное место. Подозрение на то, что Струге мог потерять дело, зародились у Лукина сразу же, едва Балыбин посредством невнятных фраз донес до него эту информацию. Вольдемар Андреевич даже не представлял истинной ее ценности.

Николаев, услышав в домашней обстановке голос председателя облсуда, слегка опешил. Лукин и раньше звонил ему для того, чтобы решить скользкие дела. Но он всегда звонил в кабинет и никогда не беспокоил дома.

– Алло? Виктор Аркадьевич? Слушай, Виктор, у меня тут каналы все сбились на телевизоре! – прокричал Лукин так задорно, не по-шестидесятилетнему, что у Николаева слегка сперло дыхание. Он даже подумал: «Не пьян ли Лукин?» – Мне сказали, что ты соображаешь в этом деле. Помоги, ради бога!

Председатель Центрального суда совершенно не соображал в «этом деле», и он даже не догадывался, какой идиот мог выдать Лукину подобную бредятину, однако, переполненный чувствами от факта того, что САМ ЛУКИН звонит ему домой и просит помощи, стал нести в трубку полную ахинею.

– Игорь Матвеевич, это от декодера… Там кнопка есть справа – «программмм»… – Произнося английские слова с йоркширским прононсом, он полагал, что этим укрепляет мнение Лукина, что он, Николаев, на самом деле соображает. – Нажмите ее. А рядом, слева от «программмм», есть кнопка «ауто мемори». Нажмите и ее. Только проверьте слева гнездо антенны. У «Сони» бывает так, что каналы сбиваются… «Сони», они слабые… На это место…

После некоторой паузы Николаев услышал – «М-да» – и был готов проклясть себя за то, что не смог помочь.

– Да ладно, леший с ним, с телевизором. У меня вообще-то «Панасоник». Кстати, раз уж позвонил… Виктор, ты подчисти все дела к понедельнику. Комиссия ведь. Какой результат проверки мне выдаст, так я и буду реагировать.

– Будет полный порядок, Игорь Матвеевич! – заверил Николаев. – Я уже дал все распоряжения.

– Меня Струге беспокоит, – заботливо вздохнул Лукин. – До меня слухи дошли, Виктор, что у него дело пропало. Между прочим, то самое, по которому к тебе Вольдемар приходил. Тебе не кажется странным, что Струге его хранит как собственную девственность? На свет божий не вынимает, чужому глазу не кажет… Сглазить боится, что ли? А мне говорят – нет у него дела. Я не вправе, конечно, вмешиваться, но на твоем месте я бы устроил Струге шмон задолго до того, как приедет комиссия. Тебе ведь в следующем году классный чин получать?

Николаев сглотнул сухой комок.

– Да. Третий.

– Вот, – подтвердил Лукин. – А можешь опять получить пятый. Ты посерьезнее отнесись к этому делу, Виктор. Иначе как на меня коллеги смотреть будут? Скажут, развел любимчиков. А мы, простые судьи, чем хуже? Почему нас «чистят» на конференциях и коллегиях? Нехорошо будет, Виктор. Со стыда сгорю.

– Не подведу, – с трудом выговорил Николаев.

– Не подведи, – попросил Лукин. – Все мои надежды живы твоими делами.

Николаев с трудом понимал, какие надежды Лукина могут быть живы его, Николаева, делами. Но, будучи человеком весьма неглупым, он вынес из случившегося разговора одну важную мысль: нужно опять попытаться придавить Струге. Пролетевшая рикошетом информация о якобы пропавшем деле является той самой печкой, от которой следует плясать. И потом. Если Лукин говорит, что дела Цебы у Антона Павловича нет, то, по всей видимости, он хочет, чтобы его на самом деле не было.