Ее руки были скользкими от пота и крови, но она сняла часы.

Джокер закончил работу, вытащив дискету из странного маленького устройства и засунув ее к себе в карман. Её время заканчивалось. Было слишком поздно, но люди Джокера схватили отца.

Может быть, для него было еще не поздно.

Ей потребовались все оставшиеся силы, но она протянула руку к Джокеру и слабо сжала передний край его рубашки, изобразив отчаявшуюся, жалкую жертву, умоляющую сохранить ей жизнь.

— Пожалуйста… — прошептала она сквозь зубы, притягивая его к себе и стараясь не потерять сознание. — Пожалуйста.

— Знаешь, я бы с удовольствием остался, чтобы повеселиться с тобою, лапочка, — сказал он, — но злодейская работа никогда не кончается.

Она не слушала. Она четко сосредоточилась на том, чтобы засунуть часы в карман его шорт. Оставалось лишь нажать на кнопку.

Он резко отстранился от нее.

Часы упали в карман, не активировавшись.

Она потерпела неудачу. Сквозь отчаяние и гнев она почувствовала, как от нее ускользают остатки сознания. Ее последний шанс что-то сделать пропал, и она останется здесь одна умирать, пока Бог знает, что происходит с ее отцом. В ее горле поднялся невольный крик разочарования и ярости, но она стиснула зубы.

Барбара не доставит этому сукину сыну такого удовольствия. Его шаги затихли в коридоре, когда она сосредоточила свой затуманенный взгляд на сломанной ручке чашки, лежащей на ковре в нескольких дюймах от ее носа. Разлом был острый, с зазубренными краями, необработанный белый фарфор неровно просвечивал сквозь простую коричневую глазурь.

Снова шаги.

«Я пыталась, папочка», — подумала она, выпадая из реальности и погружаясь в глубины черного беспамятства.

* * *

Барбара?

Мощный удар током вернул Джима Гордона в сознание. От боли захватывало дух, каждый мускул его тела содрогался в мучительных спазмах.

Он сильно прикусил язык, сам того не осознавая, его рот и горло наполнялись кровью, пока он не почувствовал, что захлебывается. Когда агония отступила настолько, что он смог прийти в себя, он почувствовал на голове грубый матерчатый капюшон, способный вызвать клаустрофобию, — вонючий, с жесткими пятнами вокруг носа и рта. Кто-то его трогал.

Было много рук, которые хлопали, щипали и осматривали его, как будто он был домашним скотом сомнительной ценности, но кое-что его очень встревожило. Это были… детские руки? Они казались слишком маленькими, чтобы принадлежать взрослым, но еще были костлявыми, со странными пропорциями и ненормально длинными, скользкими пальцами и острыми ногтями.

— Проснись, — произнес хор хриплых, шепелявых голосов, говоривших нестройным унисоном. — Проснись, проснись, проснись!

И снова электричество пронзило его тело, лишая зрения и вызывая непроизвольный вой.

— Он проснулся, — сказал один из голосов. — Видите?

— Ты проснулся? — спросил другой, похлопывая его по лицу сквозь колючую ткань.

— Барбара? — спросил он. Его язык опух и отказывался шевелиться, а во рту помимо крови был странный горький привкус. Его накачали наркотиками? — Где она? Барбара?

— Барбара! — повторил первый голос. — Где она? — сказал второй.

— Барбара! — Голоса начали скандировать вместе: — Барбара!

Барбара!

Это сводило с ума, но он должен был взять себя в руки. В голове стучало, когда он заставил себя сосредоточиться на мелких деталях, пытаясь понять, где он, черт возьми, находится. Дешевая деревянная щепа под спиной и ногами. Он сидел, ссутулившись, забившись в угол, и под ним что-то лежало, судя по ощущениям, колючая солома. Он был в какой-то клетке или вольере для животных. Может, он в зоопарке? Кожу обдувал легкий ветерок, как будто он находился рядом с открытым окном или дверью.

— Пора вставать, — прошептал один из странных голосов, прижимаясь холодными губами к закрытому тканью уху, отчего по коже побежали мурашки.

— Пора вставать, — сказал другой голос, очень туго затягивая на шее что-то тяжелое.

— Вставать, вставать, вставать, — эхом вторили идиотские голоса. — Вставать, вставать, вставать.

Гордон попытался подогнуть под себя резиновые ноги и встать, но его конечности обмякли, их кололо словно иголками. Он почувствовал головокружение и тошноту и вдруг понял, что его сейчас вырвет в колпак. В следующий момент он, пошатнувшись, упал на колени и зашипел сквозь зубы, когда в его ноги вонзилась куча заноз.

— Вставать, вставать, вставать! — скандировали голоса, кто-то сделал акцент на последнем слове, резко дернув за то, что висело у него на шее. Он сопротивлялся, дергался и выкручивался, пытаясь освободить запястья от пут. От напряженной борьбы на обнаженной коже выступила пленка холодного, липкого пота, яркие искры танцевали под плотно закрытыми веками.

Не падай в обморок, старик!

Он не мог позволить себе роскошь забвения. Он должен освободиться и найти Барбару.

Важнее этого не было ничего. Почему она не помнит, что с ним случилось? Услышав треск электрошокера где-то слева от себя, Гордон даже не стал дожидаться, пока тот коснется его тела, и почти мгновенно вскочил на ноги, морщась от звука. Он не мог уйти далеко, так как все еще был привязан за шею.

Тяжело дыша, он ловил ртом каждый мучительный вдох под душным колпаком и чувствовал, как по лицу разливается жар, когда волна омерзительного унижения окатила его, как ведро свиной крови. Он отчаянно хотел прикрыться и защитить интимные части своего тела от неизвестных, которые окружали его, но руки были так крепко связаны за спиной, что кисти быстро стали холодными и онемевшими. Все, что он мог сделать, — это наклониться и согнуться пополам, съежившись, как животное, подальше от треска электрошокера и пронзительного, визгливого смеха своих мучителей.

— На выгул! — визжали голоса. — На выгул!

Кто-то дернул за поводок, прикрепленный к его ошейнику, Гордон взвизгнул, сделав шаг и едва не упав вперед.

— ВЫ-ГУЛ! — Они снова пели в унисон. — ВЫ-ГУЛ!

Он неуверенно шагнул, потом ещё, пока не почувствовал, что ветер усилился, и деревянный пол под ним накренился. Неужели он на улице? Он понял это, когда добрался до конца уклона, и его босые ноги наткнулись на сухую, рыхлую землю. Теперь стало холоднее, отчего он задрожал и покрылся гусиной кожей, но лицо под колпаком до сих пор горело.

— Что?.. — сказал он, когда за поводок резко потянули и повели его на безжалостный и едва ли не бесконечный марш смерти в никуда. — Где я?

Ответа не последовало, они просто пошли дальше.

— Не понимаю, — пробормотал он, — Как я…

Внезапно поводок дернулся назад, заставив его резко остановиться, и он едва не потерял нетвердое равновесие.