– Хвала небесам, ты еще здесь!

– Солдаты грузят свое добро. А я написал Тамми… хозяин гостиницы передаст его первому почтовому гонцу, который проедет здесь.

Я торопливо поел, а затем мы вышли наружу. У некоторых солдат, как я заметил, были белые плащи: в том числе и у краснолицего офицера, приглядывавшего за погрузкой телег, и солдата, вешавшего себе на живот барабан. На плече его на перевязи висела труба. Мы подошли к Дирику и Фиверйиру, занятым разговором с седобородым мужчиной, которого я видел прошлым вечером.

– A, брат Шардлейк! – промолвил Винсент с укоризной. – Встали, наконец! Надеюсь, скоро отъедем. А эти возчики пусть спят со своими шлюхами. Вот капитан Гиффард хочет тронуться в дорогу раньше их. Сегодня нам предстоит одолеть четырнадцать миль до Годалминга.

Голос его увещевал.

Седобородый повернулся ко мне. Голову его покрывала шляпа с павлиньим пером, а дублет с высоким воротником украшали пуговицы, на которых были изображены золотые листья. У него было круглое лицо, румяные щеки и водянистые голубые глаза. Я поклонился, и он ответил мне надменным кивком:

– Вы и есть тот самый адвокат, которого мой вице-капитан пригласил путешествовать с нами? Я – сэр Франклин Гиффард, капитан этой роты.

– Мэтью Шардлейк. Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы мы присоединились к вам, сэр.

– Нет-нет. Ликон знает, что делает. – Франклин посмотрел на стрелков.

– Ваши люди хорошо стреляют, – заметил я.

– Это так, однако рукопашная – более благородный вид боя. Тем не менее стрелки принесли нам победу при Азенкуре. Непохоже на ваш привычный инн, не так ли? – добавил мой новый знакомый. – Этот шум, эти телеги… Но пора выступать. Прошу вас сходить и передать это Ликону.

Не без колебаний, ибо он обратился ко мне, как к своему солдату, я ответил:

– Как вам угодно.

Затем я отправился на поле мимо возов. В ближайшем из них я заметил груду круглых шлемов и больших и толстых, пропахших сыростью курток.

Подходя к Ликону, я заметил, что он сильно похудел: его широкоплечая фигура сделалась какой-то жилистой. Я остановился возле него, наблюдая за стрелками. Вперед со своим луком шагнул симпатичный и темноволосый парень, на вид еще не переваливший за третий десяток. Он был невысоким, но коренастым и мускулистым, с такими же тяжелыми плечами, как и большинство этих людей. В руках у него был боевой лук в два ярда длиной, украшенный роговыми наконечниками на каждом конце.

– Давай, Ллевеллин! – воскликнул один из солдат. – Покажи нам, что вы, валлийцы, не только овец можете натягивать!

Парень широко ухмыльнулся:

– Не прикопаешься, Карсвелл!

В траву были воткнуты стрелы, и он взял одну из них.

Ликон наклонился вперед.

– Ллевеллин, – проговорил он, – отступи немного. И попытайся поразить мишень, отклонив корпус назад, как мы это делали позавчера.

– Да, сэр. – Парень отошел на несколько ярдов и повернулся к дереву лицом, после чего за какое-то мгновение натянул лук и выстрелил. Стрела его угодила прямо в середину дублета, и солдаты одобрительно загоготали.

– Больше, – проговорил Джордж. – Пусть там будет шесть стрел.

С невиданной мной прежде скоростью парень выпустил еще пять стрел, также вонзившихся в дублет. Повернувшись, он поклонился одобрительно настроенной толпе зрителей, блеснув белыми зубами на загорелом лице.

– Вот так мы всадим их в брюхо проклятым французам! – выкрикнул кто-то под всеобщий довольный гомон.

Ликон повернулся ко мне:

– Ну, как вам мои черти?

Я вопросительно посмотрел на него, и он улыбнулся моей растерянности:

– Так называют себя английские лучники.

– Никогда не видел подобного мастерства! – похвалил я лучников. – Джордж, капитан Гиффард говорит, что пора в путь. Прости, мне следовало сказать это сразу, однако зрелище захватило меня.

Джордж повернулся к своим людям:

– Довольно, ребята! Выступаем!

Что-то бурча себе под нос, стрелки принялись снимать тетивы с луков, а я проводил Ликона назад к дороге.

– И все эти люди набраны в одной местности? – спросил я.

– Нет. Они родом с северо-запада Миддлсекса. Команда разношерстная, сыновья йоменов[24], ремесленников и бедных поденщиков. Вербовщиков часто обвиняют в том, что они собирают по деревням всякий сброд, однако мне было приказано набрать роту крепких и опытных стрелков – основных лучников, как мы зовем их, – и я это сделал. Хотя научить их действовать вместе так и не удалось – при том, что большая часть дня проходит на марше.

– Этот парень, стрелявший последним, просто великолепен, но похоже, что по возрасту ему еще рано служить.

– Тому Ллевеллину еще нет девятнадцати лет, однако лучшего лучника, чем он, на смотрах я не видал. Ученик кузнеца, сын валлийца.

– Они завербовались добровольно?

– Некоторые да, некоторые не очень. В Лондоне у нас сбежали несколько человек, так что теперь до ровного счета не хватает четверых. И ротный проповедник заболел. А времени отыскать ему замену у нас не нашлось.

Я расхохотался:

– Вы не сумели найти проповедника в Лондоне? Удивительно… в наше-то время!

– Да, их сейчас много, только вот в армии служить они что-то не хотят.

Я кивнул в сторону офицера, следившего за погрузкой возов, уже подходившей к концу. Он все похаживал вокруг, покрикивая на солдат и ругаясь.

– Раздражительный человек, – заметил я, кивнув на него.

– Да, это мастер Снодин, наш герольд. Он – опытный ветеран, умеет держать людей в порядке.

– Так. – На память мне пришел Гудрик.

– Выпивает, однако, и выпив, приходит в гнев, – продолжал Джордж. – Остается только надеяться, что на него не накатит до того, когда мы придем в Портсмут. Это единственный офицер в моем подчинении, если не считать винтинариев.

– Кого?

– Сотни делятся на пять двадцаток, каждой командует назначенный мной капрал.

– Меня удивило малое количество людей в форменных плащах.

Мой собеседник усмехнулся:

– Запасы белых плащей в арсенале короля исчерпаны, а новые шить некогда. Даже вместо панцирей мы получили какое-то старье. Ей-богу, часть его относится еще к временам войн между Йорками и Ланкастерами, если не Азенкура!

– Я видел на одной из телег какие-то вонючие стеганые куртки.

Ликон кивнул: