Бросил вперед сковороду, та загремела – два выстрела грянули, слившись в один. Пистолет выше, второй этаж, наверное.

Я переключил автомат на одиночные. Есть прием – прикрываясь одиночными выстрелами в высоком темпе, вы либо преодолеваете опасное пространство, либо выходите на выгодную позицию и поражаете противника. Для этого нужно достаточно патронов и умение. И то и другое у меня пока есть.

Погнали!

Выстрел – еще, еще, еще. Оглох от грохота, визг рикошетов – тут все стены каменные, от них здорово рикошетит.

Стрелок сверху выстрелил один раз и затих.

Зато в меня попала пуля.

Второй прятался в темноте, у двери справа – и открыл огонь по вспышкам из автомата, двумя флешами. Он тоже плохо видел – три мимо, одна попала. Кулаком ударило в бок – спас бронежилет, хотя вот-вот рядом с рукой прошло. Я несколько раз выстрелил в ответ и, судя по всему, попал – из-за вскрика. Укрывшись, я надвинул на глаза ночник, высунулся, несколько раз выстрелил из автомата – все по лежащему. Точно готов, не оживет.

Остался тот, что наверху. Или те.

Ночник уже не сниму. Варианты – пятьдесят на пятьдесят. Он уже понимает, с кем столкнулся, и на рожон не полезет. Я тоже не полез бы. Но надо.

Надо…

В автомат – последний магаз. Пистолет на всякий случай в готовности, винт в кобуре ослаблен. Понеслась…

На то, чтобы преодолеть лестницу, постоянно стреляя, у меня ушло патронов двадцать. По мне никто не стрелял. Перед углом я опустил автомат, выхватил пистолет. Если с той стороны кто-то стоит, нацелив пистолет на угол, – сейчас секунда все решит.

На пистолете был фонарь, причем программируемый, дорогой. Включив режим стробоскопа – отлично светит, хоть и батарейку жрет, – я выдохнул и прыгнул, целясь в коридор.

Никого. И ничего. Только мое заполошное дыхание да вспышки стробоскопа, высвечивающие коридор с редкими дверьми.

Придется проверять все.

В третьей по счету я нашел Алану, она была жива. Правда, кто-то над ней изрядно поиздевался – не насиловали, нет. Наполнили ведро водой и совали ее головой в ведро. Волосы были мокрыми, сама она была похожа на ведьму.

Я на мгновение осветил лицо фонарем – она узнала.

– Развяжи.

– Обойдешься. Сколько их было?

– Пятеро.

Я прикинул – совпадает.

– Что они хотели?

– Развяжи.

– Подожди.

Наскоро – полиция могла появиться в любой момент – я проверил комнаты. Никого. Вернулся к Алане, развязал путы на ногах, точнее, разрезал. Мельком отметил, что это не хлысты из компьютерного магаза, а стандартные одноразовые, какие армия закупает.

Поставил ее на ноги.

– Надо уходить. Потом поговорим.

– Мне надо… в одно место.

– Потом.

– Ты не понял. Очень надо.

– Ладно, пошли…

– Руки развяжи?

– Обойдешься пока…

Алана – следом и я с пистолетом – спустилась вниз, прошла одной ей ведомым маршрутом, открыла дверь.

– Господи, дядя…

Это была какая-то подсобка. Я осветил ее фонарем… да, подсобка к кухне. На стуле привязанный к нему сидел мужчина, лет пятидесяти, возможно, даже шестидесяти. На лице его было мокрое полотенце, само лицо было спокойно, но голова запрокинута и во рту вода. Значит, пытали. Накрыли лицо полотенцем и лили воду. Пытка утоплением, она не оставляет следов и официально разрешена в отношении подозреваемых в терроризме. Но вот какой нюанс: если ты запускаешь пыточный конвейер, потом его очень сложно остановить. Тридцать седьмой год – это хорошо показал.

– Дядя…

Мне стало жаль Алану, я полуобнял ее.

– Давай, уйдем отсюда. Здесь может появиться полиция. Ему ничем не поможешь…

– Как его звали? – спросил я, когда мы на «перехватчике» ехали по направлению к Нью-Йорку.

– Де Ветт. Посол Борис де Ветт.

– Госдеп? ЦРУ? – спросил я, вглядываясь в освещаемую только фарами тьму.

– Ни то ни другое. Фонд «Наследие».

– Если он не госслужащий, что они от него хотели? Зачем приходили?

– Президент. Фонд финансировал поиск доказательств, необходимых для начала процедуры импичмента. Они спрашивали, где эти документы.

Я хмыкнул.

– Что ж, вы немного опоздали. Самолет президента пропал над Восточной Европой.

Судя по реакции Аланы – это для нее было новостью дня…

Пока мы едем в мой гараж с вещами, а в город, под камеры и системы наблюдения, я соваться не хочу, расскажу вам про НКО – некоммерческие организации, к которым относится и фонд «Наследие».

Их появление связано с тем, что деньги, переданные в фонд по завещанию, не облагаются налогами, в то время как на передачу имущества наследникам – налоги достаточно высокие. Потом группа предпринимателей-миллиардеров, которые сделали деньги на IT-экономике, провозгласили инициативу, согласно которой каждый богатый человек должен был публично пообещать, по крайней мере, половину своего состояния завещать на благотворительность. А некоторые заявили и вовсе, что не собираются оставлять своим наследникам ничего, кроме тех средств, что позволят им вести жизнь обычного обеспеченного гражданина. Эта инициатива называлась – голым пришел в этот мир, голым и уйди.

Но многие завещают деньги не на борьбу с раком, глобальным потеплением или недостатком воды в Африке, а на политические цели. На эти средства кормятся многие сотни, если не тысячи политизированных НКО, которые пишут гранты и получают деньги на исследования. Другие источники финансирования – заказы. От корпораций, лоббистов, отдельных сенаторов или конгрессменов, общественных организаций, сената или конгресса в целом. На исследования в целях продвинуть тот или иной законопроект. Или предотвратить его принятие. Или воздействовать на ту или иную страну. Например, атака на Россию началась не в 2014-м, – а ранее, в 2012–2013 годах, и инициировали ее не кто иные, как гомосексуалисты, в ответ на запрет трансграничного усыновления и гомофобные законы. Лобби гомосексуалистов очень сильно, и Россия для них – не просто враг, а экзистенциальный враг, потому что дает пример того, как можно жить в другой повестке дня, не давая прав на гомосексуальные браки и усыновление гомосексуалистами детей. Извращенцы в прямом смысле слова мечтают стереть Россию с лица земли – она ставит под удар все, чего те добились за последние полвека.

Система НКО, встроенная в общую систему власти в США, – это сложная, многоуровневая система, масштаб которой не осознают даже многие инсайдеры. Она позволяет решать стратегические задачи в масштабах всего земного шара – например, НКО организовали большинство революций и мятежей последнего времени. Они делают, что считают нужным, и государство не несет ответственности за их действия – это частная инициатива. Они позволяют без трат из бюджета и громоздкой бюрократии содержать огромные армии специалистов в самых разных областях, исследователей и расследователей. По сути, в США за частный счет делается больше, чем, к примеру, в России за бюджетный, содержа огромные структуры типа «Института США и Канады». Россия не имеет никаких рычагов влияния на ситуацию в Вашингтоне, то есть совсем никаких. Есть здания, есть люди, есть бюджетные ассигнования – а результата реального нет. В Вашингтоне сейчас нет ни одной структуры, которая бы проводила пророссийскую политику – такого не было даже во времена холодной войны. Тогда в Вашингтоне с русскими говорили, госсекретарь Киссинджер встречался с советским послом Добрыниным в номере отеля «Уотергейт», и не один раз. Сейчас – ни один действующий политик не рискнет тайно встретиться не то что с послом – но и просто с любым русским, настолько пресса демонизировала Россию. Даже оппозиционеры не рискуют встречаться с русскими, даже от простого ланча скорее всего откажутся.