А сегодня я бы и сам с удовольствием посетил Афганистан в качестве гостя, накупил бы там море интересных сувениров, таких, которые тогда привезти не смог.

Я служил в Алма-Ате, и в один прекрасный день мы узнали, что надо четыре человека вместе с генераторными машинами, подававшими питание для радиостанций. Вот и решили меня и еще троих ребят послать вместе с техникой в Афганистан. Начальство не хотело нас отпускать, но незадолго до этого мы проделали 500-километровый марш по горам под Алма-Атой, а прошел я его отлично, оценка по стрельбам тоже была высшей. И вот меня взяли как самого молодого, несмотря на сопротивление и ругань замполита, комбата и прочих офицеров, документы были утверждены. Сначала перебросили в город Фрунзе, там нас собрали в маршевый батальон, погрузили в эшелон, далее был город Мары. В Марах мы простояли месяц, проходя дополнительную подготовку, потом — в Термез. Там пробыли всего три дня, после чего 11 апреля 1980 года по понтонному мосту пересекли Амударью. Уже на афганском берегу на машины вместо ручника подвязали бревна, и наша колонна в 103 единицы вместе с единственным своим бэтээром без какого-либо сопровождения пошла на Кабул. Ночевали в Пули-Хумри, наутро выступили из Пули-Хумри на Кабул, там мы были 14-го числа.

По прибытии нас очень быстро распределили: основной состав батальона расположился в километре от Кабула у бывшего дворца Амина, а нас — несколько вырабатывавших энергию машин и двоих бойцов — оставили у сада Амина, там мы простояли месяц без всякой охраны. Только после этого нас распределили в часть, поселили в сорокаместных палатках. Наше подразделение связистов, по численности близкое к роте, называлось «группой узлов», оно было оснащено рядом специальных машин, поддерживавших связь 40-й армии с Союзом, — две машины были на базе «ГАЗ-66», а остальные — «ЗИЛ-131» и «Урал», было еще несколько стареньких 157-х, но их быстро заменили. На новом месте осваивались сами — сами окапывались, сами строились, сами себя охраняли, хотя по штату нас и должны были охранять мотострелки в составе роты и танк.

Со временем мы построили столовую, щитовой домик, кирпичи делали сами — месили ногами глину, сушили, резали специальным длинным ножом по 20 кирпичей. В форму ничего не добавляли, одна глина, и все, и кирпичи получались неплохие.

Я заранее готовил себя к армии, тем более я был охотник, поэтому служить мне было довольно легко — я был в неплохой физической форме и был приспособлен к выживанию. А вот, к примеру, ребята из Москвы были слабоваты, им тяжело приходилось.

— Каким было личное оружие связистов?

— Когда зашли в Афган, у меня был АКМ, на месте нас перевооружили на новые АК-74, гранаты нам не давали — они отдельно хранились в коптерке у старшины на случай нападения, оружейка была открыта, автоматы стояли в пирамиде прямо в палатке. В первый месяц, когда жили на «точке», спали с автоматом под боком.

После замены автоматов, чтобы привыкнуть к новому оружию, мы несколько раз выезжали на учебные стрельбы в сопровождении бэтээра, патронов ведь всегда хватало. Стрельбы были символическими — кто что повесил, по тому и стрелял, мишенями нам были панамы, бутылки, банки. Бинт в приклад мы не вставляли, единственное, как усовершенствовали оружие, — это перематывали два рожка, чтобы в случае необходимости быстро их перекинуть.

Пулеметы были только у «рэлейщиков» и «гэтэшников». И, как я уже упоминал, с самого ввода у нас был один свой БТР.

— Нападения на расположение «группы узлов» случались?

— Офицеры рассказали нам о том, что, когда мы стояли на краю аминовского сада, душманы хотели совершить на нас нападение из близлежащего кишлака, но старейшины не дали им сделать этого. За то, что старейшины не позволили напасть на нас, душманы увели всю молодежь кишлака в горы. Кроме этого случая, попыток крупных нападений на нас не было. Душманов с оружием в руках мне видеть не доводилось, ведь днем большинство из них мирно ковырялись в земле, а ночью брали винтовки и уходили в горы.

— Кроссовки не носили?

— Нет, как были на нас сапоги, так и остались, только спустя время весь батальон переобули в «мабуду», как мы называли кирзовые ботинки, и выдали брюки прямого покроя, а в остальном на нас оставалась обыкновенная полевая форма.

Снабжение поначалу было налажено плохо, только ближе к моему дембелю стало более или менее, а так — тушенка была основной едой. Вода была полностью привозная, сначала в бочки с водой кидали какие-то ампулы, но это было накладно, и в воду стали сыпать хлорку. Сырую воду не пили, ее, кипяченную и заваренную верблюжьей колючкой, набирали во фляжки на кухне. Единственным местом, где была пригодная для питья сырая вода, был дворец Амина, там из трубы бил родничок и была очень вкусная вода. Дворец стоял на сопке, и тому, как поступала туда эта вода, я до сих пор удивляюсь. Но если в твоей фляжке нашли сырую воду, то трое суток «губы». «Губа» была своя: из караульного помещения выгоняли 66-й, и ты там на лавочке отдыхаешь.

Отношения с офицерами там, кстати, были намного проще, чем в Союзе, большой строгости к нам не было. Командиром «группы узлов» у нас был майор Кабанов, мужик хороший, бывший паровозник. Моим ротным был капитан Коробкин — тоже человек неплохой, и старшина у нас был отличный, песни сочинял. Другое дело, когда приехала генеральская проверка из Москвы. Да какая там проверка! Под прикрытием бэтээра сопровождения генералов и полковников погрузили в «уазик», и они поехали тратить командировочные чеки и афгани в город: дубленки, аппаратура и тому подобное. Два раза так офицеры приезжали и исключительно за этим, а чтобы посмотреть, как ты живешь, как питаешься, — это никому на хрен не нужно было, они даже не зашли ни в одну палатку.

— С местными обмен продуктами был?

— Конечно, был — менялись, хотя толку от этого было немного. Могли поменять местным те же бревна, которые привязывали к машине, на джинсы, батники, парфюмерию или видеоаппаратуру. Вскоре в нашей палатке стояло сразу три магнитофона: «Сони», «Панасоник» и «Шарп», но вывезти хотя бы один из них через границу у нас не получилось, это могли сделать только офицеры, да и то по лимиту в соответствии с жалованьем. Платили нам там чеками, я, например, получал 9.20 чеков. Местные с радостью могли купить и обычный лом, ведь с металлом в стране были проблемы. Кроме редких случаев обмена, никакого общения с местным населением не было, к расположению части их не подпускали.

Нас предупреждали, чтобы ни в коем случае не брали у местных жевательные резинки, потому что был случай, когда бойцы купили у детей жвачки, а они оказались отравленными — ребята погибли.

— Какие функции выполняла ваша «группа узлов»?

— Мы поддерживали правительственную ВЧ-связь и связь всей 40-й армии с ее частями — это все обеспечивали мы, далее через нас шла армейская связь. То есть мы были центральным узлом, от которого распределялась вся сеть связи армии.